Столичная штучка - Галина Гордиенко Страница 10

– Ты чего застыла? Кого из знакомых встретила?

Рита вздрогнула. Обернулась и раздраженно буркнула:

– Я здесь первый раз. У меня в Керчи нет знакомых. Просто…

– Что – просто?

– Да убого как-то! Я думала – действительно рынок.

Оксана неожиданно обиделась за Керчь – мама обожала этот город, она тут выросла – и холодно произнесла:

– Нормальный южный рынок. По всему черноморскому побережью такие же. И у вас в России, и у нас на Украине. Так что нечего морщить нос.

– Ну…

– Это не Москва и не Киев, – резко перебила Оксана. – Люди зарабатывают на жизнь как могут!

Рита примирительно протянула:

– Да пусть себе зарабатывают, я что – против?

Оксана, удивляясь своей неожиданной злости, виновато пробормотала:

– Ладно, пошли. Я семечек, наверное, куплю. Нет, лучше черешню! А ты?

– Клубнику, – рассеяно отозвалась Рита.

Но вдоль длинного ряда с фруктами москвичка не пошла. Почти сразу остановилась возле худенькой темноволосой девочки, веснушчатой и кареглазой и повелительно указала пальцем на миску с крупной, спелой клубникой.

– Почем стакан?

Глаза юной продавщицы стали огромными, личико жарко вспыхнуло, и она прикрыла внезапно задрожавшие губы узкой ладонью.

Полная старушка, торгующая рядом жареными тыквенными семечками, поправила аккуратный белый платок. Внимательно осмотрела покупательниц и певуче сказала на забавной смеси русского языка с украинским:

– Та гривну ж! Бери, глянь, яка отборна ягода! Мятой зовсим нэма!

Она мягко оттолкнула остолбеневшую соседку в сторону, вытянула из-под миски стопку крошечных полиэтиленовых пакетиков и деловито спросила:

– Сколько тебе?

Кудрявая девочка попыталась что-то сказать, но лишь немо пошевелила губами. Старушка с досадой покосилась на нее:

– Да шо с тобой, доню? Голову напекло?

Рита усмехнулась и велела:

– Мне всю миску, пожалуйста! Я друзей хочу угостить.

– Добре, – закивала старушка, шустро пересыпая клубнику в большой пакет. – Мед, не ягода. И всего-то за десять гривен!

Оксана встревожено смотрела на сверстницу-продавщицу, теперь она побледнела. Да так сильно, что веснушки на худеньком личике казались черными, а пухлые, совсем еще детские губы – синими. Расширившиеся зрачки заняли всю радужку, в глазах стоял ужас.

«Да что с ней? – растерянно подумала Оксана. – Таращится, будто мы с Риткой ее грабим!»

Впрочем, Рита, видимо, не замечала состояния юной продавщицы. Взяла у старушки пакет и небрежно бросила в пустую миску мятую бумажку в десять гривен. Потом кивнула Оксане:

– Пошли?

Ошеломленная Оксана послушно повернула за Ритой к пляжу. Она совершенно забыла о семечках и черешне. А у самой лестницы обернулась, нашла взглядом необычную продавщицу, и ее брови удивленно приподнялись: девочка сидела на каменном бордюре и, кажется, плакала.

Но почему?!

Черешню Леся продавать не стала. Просто высыпала оставшиеся ягоды в пакет и отдала милой, скромно одетой женщине с забавными мальчишками-погодками. Тощие, вихрастые и беззубые, они смотрелись двойниками Маши с Дашей.

Мальчишки радостно повизгивали, вытягивая из пакета крупные сочные ягоды, женщина смущенно благодарила, а Леся уже неслась вверх по лестнице, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Спускавшиеся к морю курортники невольно оборачивались ей вслед: девочка бурно рыдала.

Больше всего на свете Лесе хотелось умереть: ее никогда так не унижали. Никогда!

Леся вспоминала надменное лицо троюродной сестры, ее презрительный взгляд, брошенную в миску мятую купюру – будто нищей милостыню подала – и сердце мучительно сжималось, а дыхание перехватывало от обиды.

– Какое право она имела ТАК на меня смотреть, – лихорадочно шептала Леся, сглатывая горькие, соленые слезы. – Словно на ничтожество! Сделала вид, что мы не знакомы. А ведь…

Леся поймала любопытный, сочувствующий взгляд немолодой женщины и нырнула под поручень, подальше от всех. Отбежала от лестницы и бессильно упала в сухую, давно выгоревшую траву.

Она казалась себе сломанной куклой.

«Сверху я и смотрюсь так, – равнодушно думала девочка. – Тощие ручки и ножки-палочки, в спутанных волосах травинки, пустые глаза. Поиграл кто-то и выбросил за ненадобностью…»

Леся всхлипнула, перевернулась на спину и невольно зажмурилась: высокое крымское небо куполом стояло над миром, вбирая его в себя. Единственное крошечное облако кружилось у солнца, будто на привязи. Изредка подбиралось к нему поближе, и тогда на землю падала благословенная тень. Травы начинали остро пахнуть, птицы оживленно перекликаться, цикады звенели громче, а небо темнело, наполнялось синевой и сливалось по цвету с морем.

Леся лежала, разбросав руки в стороны, и не обращала внимания на коловшие спину травинки. Воздух, насыщенный солью и йодом, запахами полыни, шалфея и барбариса, кружил голову. Где-то внизу звонко кричали дети. Чайки плавно скользили над волнами, караулили неосторожную рыбу.

Леся рассматривала знакомый с раннего детства каменистый склон горы и понемногу успокаивалась. Скудное летом разнотравье, сама тусклая и, в общем-то, неплодородная почва Керченского полуострова, яркий лоскут моря внизу – завораживали. Они властно вторгались в Лесину душу, незаметно вытесняя нанесенную обиду. Слишком ничтожной, мелкой она казалась здесь, в Крыму.

Леся знала: этот дивный край пережил множество катаклизмов. Он становился поочередно то греческим, то скифским, то киммерийским, то татарским…

Терпеливо пережидал периоды безвременья. И постепенно врастал в сердца новых своих жильцов, явственно томясь мечтой о настоящих хозяевах.

Леся любила Крым! Она родилась здесь. Росла на сглаженных временем керченских холмах. Носилась по крутым тропам, собирая сердолики и редкие тут прозрачные, чуть мутные кристаллы горного хрусталя. Падала, разбивая колени, и кровь ее мешалась с землей, прорастая следующей весной шалфеем, мятой, чабрецом или нежными крымскими подснежниками. Они были одной крови, Леся и этот древний мир.

Над Лесиным лицом зависла стрекоза. Девочка резким движением выбросила руку, и теперь пленница неистово била крыльями в ее кулаке.

«Как мое сердце, когда Ритка спросила – почем стакан? И посмотрела сквозь меня, будто ни разу не встречала, – грустно подумала Леся. – И подругу со мной не познакомила…»

Леся разжала пальцы и улыбнулась: прозрачные голубоватые крылья неподвижно замерли, стрекоза не могла поверить внезапной свободе. Круглые фасеточные глаза показались Лесе бессмысленными, инопланетными. Тонкое гибкое тельце – слишком хрупким.