Юрка - Леонард Пирагис Страница 14

– Я вам в виде пенсии буду платить ежемесячно 10 рублей… Согласны?

Предложение было встречено крайне любезно, и спустя полчаса Ихтиаров покинул «Бородулинскую лавру»: с Юркиной родственницей дело сладилось как нельзя лучше. Оставалось только найти мальчика.

Слышанное о нем было далеко не в его пользу, однако Ихтиаров смотрел на вещи совершенно иными глазами, нежели родственница мальчика. Вспоминая неприятную обстановку, нужду, сквозившую из каждого угла, женщину, от которой пахло водочным перегаром, он начинал смутно понимать, что гнало мальчика из дому на волю, что заставляло его искать уединения в порту.

Отзывы Аксиньи об упрямстве Юрки нисколько не вредили ему в глазах Ихтиарова: то непоколебимое упорство, с каким он достигал намеченной цели, нравилось Александру Львовичу.

Сопоставляя все то, что он так или иначе узнал о Юрке, то есть его самоотверженность, благородство, настойчивость, с какой он добивался желаемого, и, наконец, неребяческую смелость, Александр Львович невольно приходил к заключению, что Юрка – незаурядный ребенок.

«Это вовсе не обыкновенный уличный мальчишка, – думалось ему. – Это, кажется, ребенок из того металла, из которого выковываются честные и дельные люди… Посмотрим поближе на него – там узнаем».

И Александру Львовичу хотелось как можно скорее познакомиться с мальчиком. Он искренне досадовал теперь на оплошность таможенника, так скверно выполнившего его поручение, и всю дорогу домой мысленно бранил Василия.

Дома его возвращения с нетерпением ожидал Саша.

Бедному мальчику часы казались чуть ли не вечностью – до того несносным было лежание в постели. Несмотря на то, что от него почти не отходил студент, старавшийся всячески развлекать его, Саше все-таки было страшно скучно. Он поминутно справлялся об отце и усердно расспрашивал о своем спасителе, и Виктор Петрович рассказывал ему все, что знал…

– Ну что, папочка, он приедет? – были первыми словами мальчика, когда наконец вернулся отец.

– Не знаю, дорогой, я не видел его.

Находившийся тут же студент с недоверием поглядел на Ихтиарова.

Александр Львович заметил взгляд и засмеялся.

– Вы не верите, кажется, Виктор Петрович, а я и на самом деле не видел своего маленького благодетеля. Дело в том, что он оказался изрядным непоседой и не захотел дожидаться моего приезда…

Ихтиаров подробно рассказал о своей поездке.

– Будем теперь поджидать к себе нашего юного друга, – закончил он, лукаво поглядывая на студента и сына. В их глазах он прочел почти одни и те же чувства. Виктор Петрович как-то особенно одобрительно улыбался ему; детские же глазки светились, кроме того, восторгом.

– Он у нас жить будет, папа? – подпрыгнул в постели Саша. – Вот хорошо! – блестя глазами от удовольствия и хлопнув в ладоши, прибавил мальчик.

– Чего же хорошего в этом, бутуз?

На секунду рожица сына стала серьезной.

– Много хорошего, папа… Он ведь совсем бедный… И… и… мне так хочется видеть его… И Виктор Пет…

Саша прикусил вдруг язык и, словно спохватившись чего-то, смущенно поглядел на отца и потом на студента.

– Ага! Заговор! – рассмеялся Ихтиаров. – Подкоп под меня? Ишь вы заговорщики!

Саша слегка покраснел; студент только крякнул.

– Но ведь, папочка, и ты сам… Сам ведь говоришь… – смущенно залепетал мальчик.

– Да, Саша, и я сам… И не надо краснеть, милочка, потому что мы все думали одно и то же, только каждый про себя…

Поцелуем с сыном и крепким рукопожатием студенту была заключена мировая, к общему удовольствию. Обойденной оставалась только Эмма Романовна, хлопотавшая в это время по хозяйству и не подозревавшая, какой опасности подвергаются ее исконные убеждения относительно уличных мальчишек.

За вечерним чаем заговорщики открылись и перед ней. Добрая немка искренне изумилась скоропалительному решению и даже слегка обиделась, что на ее мнение не обратили внимания.

– Что же, – ответила она делано-равнодушным тоном, – что же, Александр Львович, это ваше дело, и мое мнение, безусловно, не имеет цены… Только, поверьте, придется вам каяться потом…

И, оправив пенсне, она принялась разливать чай, наружно оставаясь совершенно спокойной. Только легкое дрожание руки да маленькая складка между бровей доказывали, что Эмма Романовна искренне огорчена и слегка обижена.

Два дня продолжалась хорошая, привольная жизнь.

Юрка чувствовал себя великолепно и, валяясь на мягком белом песке возле речки, наслаждался всеми прелестями свободы. Подчас ему вспоминалась несчастная ночь, пленение у Василия, и Юрка думал, стараясь разгадать причину своих невзгод, но тщетно. Размышления эти ни к чему не приводили и кончались обыкновенно плевком и словами:

– Ну, к чертям!

И только легкая обида на Василия несколько грызла внутри, но и она улетучивалась по мере того, как перед Юркой раскрывались особые прелести жизни на пустынном берегу Бабьей речки, в старой, заброшенной барже.

Каждую ночь совершал он набеги на мешки с кокосом и запасался таким образом пищей. Правда, пища была несколько однообразна, но гроши, вырученные от продажи костей, давали возможность прикупать хлеб, огурцы, папиросы, и Юрка вполне блаженствовал…

По крайней мере, ему очень нравилось его положение, и, валяясь на песке под солнечным лучом на отдыхе или забираясь в прокопченную каютку баржи на ночлег, Юрка неизменно был весел и доволен.

С утра собирались на речку ребятишки, и гамом наполнялась тогда пустынная окрестность. Правда, за эти дни Юрка почему-то не встречал своих товарищей, но и чужие вносили разнообразие в его жизнь.

Ко всем этим новоприбывающим Юрка почему-то относился несколько свысока. Его возвышало сознание, что он один полновластный хозяин баржи, и, лежа на ее корме, он только смотрел на ребят, барахтавшихся в воде около берега, а когда ему хотелось купаться, то обязательно выплывал на середину пруда, где было глубоко и была холодная вода.

Редкий из мальчиков отваживался купаться там, и Юрка, ныряя и плавая как выдра, не без презрения окрикивал оттуда клубок белых и смуглых тел, окутанных столбом брызг и бурлившей водой:

– Эй, вы! Сюда плывите!

Но охотников не находилось, и Юрка, выходя на берег, пренебрежительно бросал:

– Купальщики, тоже!

На третий день с утра пошел дождь. Теплый и мелкий, он моросил тонкими брызгами из серых, пропитанных водой облаков. Даль точно газом затянулась, и сквозь муть выделялись бледные очертания деревьев и домиков.

Юрка не выходил из баржи. Растянувшись на покатых нарах, подперев руками голову, он смотрел в оконце каюты. Ему была видна фабрика за темным пятном деревьев. И оттого, что дождевая муть слила очертания здания с деревьями, ясно виднелась только одна труба и то казалась какой-то непомерно тонкой и точно беспомощной. Труба дымила, по обыкновению, густыми клубами дыма, черными и едкими, и дым оседал книзу, подчас совершенно заслоняя трубу: точно растает вдруг громада, оставив только черный кончик с сетчатым круглым колпаком, а потом снова появится.