Сестры Марч - Луиза Мэй Олкотт Страница 14

Конечно, ссоры были неизбежны, и порой они протекали весьма бурно. Однажды Джо, вернувшись домой, заявила, что это выше ее сил и она больше не пойдет к этой жуткой старухе. Но тетушка Марч живо уладила недоразумение. Она посылала за племянницей с такой настойчивостью, что Джо в результате сменила гнев на милость. Была и еще одна причина такой отходчивости. Что бы там ни говорила Джо, в глубине души она успела привязаться к сварливой родственнице. Немалую роль играла для Джо и библиотека, которая с того дня, как умер дядюшка Марч, находилась во власти пыли и пауков.

Джо помнила добродушного дядюшку Марча. Когда она бывала у них в гостях, он всегда развлекал ее. Они вместе строили из огромных словарей железные дороги и мосты, а потом он принимался объяснять ей значение причудливых картинок из какой-нибудь толстой книги на латыни. Когда они встречались на прогулке, дядюшка Марч всегда угощал Джо пряниками.

Библиотека покойного дядюшки Марча представляла собой полутемную пыльную комнату. С вершин книжных шкафов взирали гипсовые бюсты великих мира сего. Тут стояли мягкие кресла, глобусы, но Джо более всего интересовали книги. Стоило тетушке Марч прилечь отдохнуть или заняться гостями, как Джо спешила в это тихое убежище, казавшееся ей настоящим зачарованным царством.

Забравшись с ногами в глубокое мягкое кресло, Джо принималась читать. Она поглощала все подряд – стихи, романы, исторические труды, записки путешественников. Уставая от чтения, девочка принималась разглядывать иллюстрации. Словом, день ото дня страсть к книгам все больше завладевала ею.

Но, как часто случается на этом свете, подобные мгновения длились недолго. Джо бывало очень обидно, когда, дойдя до самого интересного места в романе, или наслаждаясь чудесными стихами, или сопереживая увлекательным приключениям какого-нибудь путешественника, она вдруг слышала пронзительный голос тетушки: «Джо-зе-фи-на! Джо-зе-фи-на!»

И ей приходилось, оставив чтение, стремглав бежать на зов, чтобы мотать шерсть, купать пуделя или читать тетке вслух «Эссе» некоего мистера Белшема, которое очень нравилось престарелой матроне, а Джо казалось верхом занудства.

Джо очень хотелось совершить необыкновенный поступок. Она еще и сама толком не знала, в какой области ей бы хотелось прославиться, но верила, что со временем найдет себе применение и станет знаменитой. Пока же ее огорчало, что она лишена возможности читать и ездить верхом сколько хочется.

Джо отличалась вспыльчивым нравом, никогда не лезла за словом в карман, и мятежный дух часто толкал ее на различные безрассудства. Вот почему Джо постоянно попадала в комичные, нелепые ситуации. Закалка духа, которую она получала в постоянном общении с тетушкой Марч, явно шла ей на пользу, а сознание, что она вносит посильный вклад в убогий семейный бюджет и если не очень его увеличивает, то хотя бы сокращает расходы родителей на свое собственное содержание, исполняло ее гордости. Ради этого она готова была и дальше терпеть раздирающие душу вопли: «Джо-зе-фина! Джо-зе-фина!»

Бет была очень застенчива, и из-за этого ее не стали отдавать в школу. Вернее, поначалу отдали, но она так страдала, что девочку пришлось оставить дома. С тех пор Бет занималась с отцом. Даже теперь, когда отец ушел на войну, а мать все свои силы тратила на работу в Обществе помощи фронту, Бет усердно продолжала заниматься. По натуре она была домоседкой и помогала Ханне по хозяйству, не ожидая за это ничего, кроме любви окружающих. А ведь именно титаническими усилиями Ханны и Бет дом всегда был в образцовом порядке и хранил уют для сестер и матери, проводивших большую часть времени на работе. Бет просиживала в одиночестве долгие дневные часы, но тишина в доме не угнетала ее. Она относилась к тем, кто наделен богатым воображением, скука им совершенно неведома. У Бет был свой собственный мир, населенный удивительными существами, и она могла часами вести с ними увлекательнейшие беседы.

Бет была от природы трудолюбива и не ограничивалась уроками или обязанностями по дому. Каждое утро она тщательно наряжала всех своих кукол, ведь Бет была еще ребенком, и игрушки составляли неотъемлемую часть ее жизни.

Среди ее кукол не было ни одной совершенно новой. Объяснялось это тем, что все шесть изрядно потрепанных созданий перешли в ведение Бет лишь после того, как послужили старшим сестрам. Только когда Мег и Джо выросли, а Эми, которая не терпела ничего безобразного, сказала, что ей эти старые куклы не нужны, они стали безраздельной собственностью Бет. Бет же холила старых кукол по той самой причине, по которой отказалась от них Эми. Новой хозяйке было так жаль их, что она устроила им больницу. Следует заметить, что Бет никогда не наказывала своих кукол, не втыкала булавок в их ватные тела и даже не ругала их, считая своих подопечных несчастнейшими созданиями. Бет никогда не отдавала никому из них предпочтения и не пренебрегала даже теми из них, кто по воле судьбы обрел поистине отталкивающую наружность.

Один из подобных уродов принадлежал некогда Джо и, пережив бурную молодость, окончил свои дни в мешке с тряпьем. Но Бет извлекла оттуда куклу, вернув сим бренным останкам право на гражданство. У этого несчастного экспоната отсутствовала верхняя часть головы, и, дабы скрыть изъян, Бет сшила ему нарядный колпачок. А так как у куклы не сохранилось ни рук, ни ног, Бет все время пеленала ее, как новорожденную. Эта кукла считалась самой больной среди подопечных Бет и потому занимала лучшую кукольную кровать.

Никто, увидев сколько заботы уделяла Бет этому пупсу, не удержался бы от смеха. Но это был бы тот добрый смех, за которым неизбежно рождается симпатия к девочке. Бет собирала для своего пупса крохотные букеты цветов, читала ему вслух, прятала его у себя под плащом и выносила на улицу, чтобы он подышал воздухом. Бет пела ему колыбельные и, перед тем как самой лечь спать, не забывала поцеловать его в чумазую физиономию, приговаривая: «Надеюсь, бедненький мой, ты сегодня будешь хорошо спать».

Но Бет была не ангелом, а живой девочкой, и у нее, как у всякой нормальной девочки, были и горести, и трудности. Иногда она плакала из-за того, что в доме не было хорошего фортепиано и потому невозможно брать уроков музыки. А она так любила музыку, так старательно упражнялась на стареньком разбитом рояле, что, казалось, кто-то должен был услышать ее страдания. Ну хотя бы тетушка Марч. Однако никто не слышал жалоб девочки, никто не видел, как слезы капают на пожелтевшие клавиши. Бет плакала от бессилия: никакими стараниями невозможно было выжать из старого фортепиано приличные звуки, оно давно уже не держало строй. Но Бет позволяла себе горевать, только когда оставалась одна. Делая какую-нибудь работу по дому, она распевала, словно жаворонок, никогда не отказывалась играть на рояле, если ее просили Марми или сестры, а каждое утро начинала с того, что говорила себе: «Итак, Бет, нужно верить в лучшее. Если ты будешь вести себя хорошо, настанет день, и у тебя будет новый рояль, и уроки музыки ты тоже сможешь брать. Уж как-нибудь все образуется».

В этом мире по своим укромным уголкам таится множество подобных Бет. Они никогда не дают о себе знать, пока не понадобятся. На людях они всегда столь жизнерадостны, что никто и не думает об их самопожертвовании, пока это божественное существо не умолкнет, как умолкает вдруг сверчок на печи. И только когда воцаряются молчание и тьма, окружающие с горечью сознают, что за удивительное существо жило бок о бок с ними.