Мисс Ведьма - Ева Ибботсон Страница 18

Она умолкла, пытаясь придумать рифму к «углам», одновременно соображая, есть ли у моря углы. Но закончить стихотворение ей так и не пришлось: все четыре тетушки уже тараторили без умолку, не слушая ни ее, ни друг друга.

– Ох, милочка, как мы рады, что ты нас позвала! Мы ужасно переживали!

– Не знали, как лучше поступить, понимаешь?

– Когда буровая вышка погубила его мать…

– Раскроила ей череп – ни единого шанса, бедняжка…

– Этому суждено было случиться, я так и сказала Эдне, да, дорогая?

– Именно так, Фиби. «Суждено», ты прямо так и сказала.

– Кому-то виднее, что в мире к лучшему.

Последняя тетушка внезапно осеклась и придвинулась ближе, разглядывая мисс Рэк.

– Странно. Готова поклясться, где-то я тебя уже видела. Эти ноздри… этот рот…

Не выпуская сумочку из рук, русалки подползли на хвостах поближе к ведьме.

– Это невероятно. Она просто копия бедной Агаты!

– Просто копия! – эхом откликнулась тетушка Джейн.

Мейбл отскочила назад, но было уже поздно.

– Несомненно, это малышка Агаты. Та, что родилась у нее после операции, от торговца рыбой. Это точно она, я уверена. Как же ее назвали? Кажется, Мейбл?

– Мейбл! Милая крошка Мейбл!

Русалок охватило радостное волнение. Они наконец-то отпустили сумку и окружили племянницу, возбужденно похлопывая хвостами и размахивая пухлыми розовыми ручками.

– Прекратите! – разъяренно зашипела Мейбл. – Это турнир! Убирайтесь прочь! И говорите стихами, не позорьте меня.

На мгновение русалки, не веря своим ушам, притихли. Мейбл продолжала метать в них яростные взгляды. И напрасно. Русалки очень обидчивы – так же, как и незамужние тетушки.

– Что ж, как скажешь, – язвительно протянула тетушка Эдна. – Мы прекрасно понимаем, когда становимся в тягость.

– Вообще-то не мы тебя звали, а ты нас.

– Ну и самомнение – и все от того, что у отца были ноги да лавка!

Русалки оскорблено заковыляли обратно к воде, то и дело бросая через плечо:

– Мы бы могли остаться и кое-что подсказать тебе, да теперь ни за что не станем.

– И не наша вина, что ты не выяснила, сколько ему требуется протертого кальмара!

– Говорить стихами! Ну и ну!

И, фыркнув напоследок, все четыре русалки нырнули в волны и скрылись.

– Погодите! – в отчаянии крикнула вслед мисс Рэк. – Вернитесь! Вы забыли сумку!

Положение было хуже некуда. Русалки уплыли, могучий Кракен по-прежнему таился в морской пучине, а взгляд Арримана Ужасного метал молнии.

И еще эта сумка…

Да сумка ли это? Прямо на глазах она как будто задрожала и внезапно раздулась, превратившись в купол – точь-в-точь головастик или маленькая и очень толстенькая летающая тарелка. В центре купола раскрылись щели, и пара блестящих, заплаканных небесно-голубых глаз уставилась на мисс Рэк.

– Бог ты мой! – выдохнул Лестер, с которым чуть не приключилась маленькая неприятность.

Купол слегка затрясся, будто борясь сам с собой, и из его гладких, черных, воздушных бочков по очереди появились восемь тоненьких дрожащих ножек на капельках-подошвах. В одном месте купола образовалось небольшое отверстие с розоватыми краями, откуда тоскливо свисал мизинец владельца похоронного бюро. Тетушка Джейн дала его малышу почесать зубки.

Все присутствующие оторопело пялились на неведомое существо. «Сумочка» поднялась, неуверенно проковыляла несколько шагов и, беспомощно дрожа, упала к ногам мисс Рэк.

– Мамочка! – раздался жалобный голосок. – Мамочка!

Морская ведьма с отвращением отшатнулась. Теренс прижался к Белладонне, не давая ей броситься на помощь. Упырь внезапно очнулся и произнес: «Кукушкины слюнки!» Арриман Ужасный поднялся с кресла.

– Во имя тьмы и злодейства, что это значит? – прогремел он.

На самом деле он все отлично понял. Кем-кем, а уж тупицей Арримана назвать было нельзя.

– Сэр, это Кракен, – пояснил людоед. – Маленький Кракен. Совсем еще детеныш.

Маленький Кракен почувствовал, что отвергнут ведьмой, призвавшей его из морской пучины. Но тут он услышал другие голоса и вперевалку направился к судейским подмосткам. Слезы катились из его глаз по всему тельцу, и за ним оставался влажный след. Трижды он падал – слабенькие ножки путались – и трижды поднимался из блестевшей на солнце лужицы. Наконец он достиг кресла Арримана Ужасного и замер.

– Папочка? – с надеждой спросил маленький Кракен, устремив страдальческий взгляд на Арримана. И повторил: – Папочка?

Все затаили дыхание.

Арриман посмотрел вниз и содрогнулся.

– Унеси это прочь, Лестер. Избавься от него. Выбрось в море.

Людоед не шелохнулся.

– Ты слышишь, Лестер? Он капает мне на ногу.

– Сэр, – ответил людоед, – этот Кракен – сирота. Его мать погибла под буровой вышкой. А он и каноэ не сможет проглотить еще пару тысячелетий. Если вы его бросите, он умрет.

– И что с того? – язвительно поморщился Арриман.

Белладонна, закрыв глаза, молилась за маленького Кракена. Мистер Чаттерджи попытался выскочить из бутылки, но лишь стукнулся головой о крышку и свалился на дно. На смуглое, доброе лицо джинна съехал тюрбан.

– Папочка… – еле слышно пискнул Кракен и беспомощно поднял вверх дрожащий хвостик.

– Ох… Чума вас всех забери! – выругался Арриман. И, подхватив маленького Кракена, который тут же начал поскрипывать и хихикать – он очень боялся щекотки – разъяренный колдун покинул судейское кресло и побрел по направлению к замку.

Тем же вечером была объявлена оценка Мейбл. Она получила четыре балла из десяти – и то лишь потому, что Арриман не смог настоять на своем и снизить еще на два балла. Но, как сказал, добрый мистер Чаттерджи, ей все же удалось призвать Кракена из морских глубин, и не ее вина, что все так обернулось.

Прочие ведьмы были рады неудаче Мейбл. Этель Фидбэг, следующая на очереди, всю ночь шумела и буянила у костра, икая от самодельного вина. Наконец ее сморил сон. Ведьма положила голову на свою свинью, вытянула ноги так, что ее резиновые сапоги чудом не загорелись, и захрапела. Одной лишь Белладонне было жаль Мейбл – та обмотала ноги влажными полотенцами и понуро побрела в палатку. Зато Теренс и не думал скрывать радости.

– Вот увидишь, Белладонна, ты непременно победишь. Иначе и быть не может!

Чуть раньше он приносил ей Ровера, и, едва прикоснувшись к розовому гладкому тельцу, Белладонна сумела превратить страстоцвет в налитые кровью глазные яблоки, а золотистые груши – в пыточные тиски. Крольчат она не тронула, объяснив это тем, что совершенно уверена: она могла бы превратить их в гниющие кишки, стоит лишь захотеть.