Про жирафа Федю - Наталья Нусинова Страница 19

Максимилиан и Элеонора переглянулись.

А Федя недовольно фыркнул.

И вдруг Феоктист Рюрикович фыркнул тоже.

Тогда Федя вскинул голову и зафырчал.

Феоктист Рюрикович вытянул шею и зафырчал ещё громче.

Федя чмокнул губами и ударил копытом об пол.

Феоктист Рюрикович тоже чмокнул губами и притопнул ногой.

И вдруг Федя повернулся хвостом к своему собеседнику, подошёл к Элеоноре и уткнулся ей в юбку жёлтой мордочкой.

– Федя, невежливо! – сказала Глаша.

А Гриша ехидно посмотрел на директора зоопарка.

Но тот был так погружён в свои мысли, что вроде даже не заметил Фединой невоспитанности.

– Странно, – пробормотал Феоктист Рюрикович. – Очень странно. Ведь казалось бы – отличный экземпляр марокканского пупырчатого жирафа! А говорит нечисто! У него выраженный кенийский акцент! Откуда это?

Между тем рабочие, которые пришли с Феоктистом Рюриковичем, уже распечатали свои коробки. В них оказались какие-то сетчатые панели, скобки и шурупы. Быстро и ловко рабочие собрали из них клетку типа ловушки – одна стена как бы открыта, но, стоит в клетку кому-нибудь зайти, как сверху падает дверца. У клетки внизу были специальные ручки, чтобы удобно было её нести.

– Феоктист Рюрикович, мы готовы! – сказал один из рабочих.

– Сейчас-сейчас! – Директор зоопарка почесал бороду, как будто ища в ней ответ на мучающий его вопрос, потом достал из сумки апельсин и бросил его в клетку.

Федя покосился на жёлтый, сочный и пупырчатый марокканский апельсин, который катался по дну клетки, но с места не двинулся.

Директор бросил в клетку ещё и банан.

Федя теснее прижался к Элеоноре. Она слегка подтолкнула его в сторону клетки, но Федя отпрыгнул и посмотрел на неё с укоризной. Элеонора опустила глаза.

– Странно, – сказал Феоктист Рюрикович. – Почему он не идёт на приманку? Он что у вас, сытый, что ли? Мы же просили его два дня не кормить!

– Ещё чего, – прошептала Глаша. – Два дня не кормить!

А Гриша закричал:

– Сами попробуйте себя два дня не кормить!

– Гриша! – строго сказала Элеонора. – Как ты разговариваешь со взрослыми?

А Федя вдруг опустил шею, залез головой под шкаф и достал оттуда большую шоколадную конфету «Гулливер». Он минуту потоптался на месте, посмотрел на Глашу и Гришу, потом решительно фыркнул и, зажмурившись, съел конфету – целиком, вместе с бумажкой.

– Это ещё что? – опешил Феоктист Рюрикович. – Жирафы не едят конфет! Зачем вы его приучили?

– Дети… – тихо сказал Максимилиан. – Понимаете?

– Не понимаю! Шоколад испортит ему экстерьер! – возмутился директор зоопарка.

– Да Федя ненавидит конфеты! – закричал Гриша. – Это он для нас!

– Чтобы мы его не отдавали, – объяснила Глаша.

– Извините, Феоктист Рюрикович, но у нас вообще-то смена заканчивается, – вмешался второй рабочий. – А нам ведь ещё мартышек в новый вольер переводить…

– Может, свяжем его и все дела? – спросил первый рабочий и достал моток верёвок.

– Нет, – покачал головой директор зоопарка. – Это его травмирует. А он и так нервный. Лучше снотворное.

Феоктист Рюрикович вынул из сумки шприц и лекарство.

– Не бойтесь, это совершенно безвредно! – заверил он.

Элеонора прижала к себе клокочущего от возмущения Гришу.

Феоктист Рюрикович медленно набирал лекарство.

Федя испуганно взглянул на шприц – как, опять уколы? Но ведь он же здоров.

Гриша молча загородил Федю.

Глаша сказала:

– Не надо! Он сам.

Она вошла в клетку и позвала:

– Феденька, иди сюда!

Федя на минуту замешкался, но потом зашёл в клетку. Глаша погладила его. По её щекам текли слёзы.

Рабочие приготовились опускать дверцу.

– Глашка, выходи! – испуганно крикнул Гриша.

Глаша вышла из клетки.

Дверца упала.

Рабочие подняли за ручки клетку с жирафом.

Федя с удивлением посмотрел на Глашу, потом на Элеонору, Гришу и Максимилиана.

– Уходите быстрей! – сказала Элеонора Феоктисту Рюриковичу, прижимая к себе плачущих детей.

– Прости меня, Федя! – прошептала Глаша.

Федя отвернулся.

Рабочие вынесли клетку из квартиры.

Они стояли и смотрели на закрытую дверь.

В доме стало тихо.

Дети молчали.

Элеонора толкнула Максимилиана локтем в бок и показала глазами на жёлтый Федин мячик на полу в прихожей.

Максимилиан вытянул свою длинную худую ногу, метко пнул, и мячик закатился под шкаф.

Зазвонил телефон. Максимилиан снял трубку:

– Извините! – сказал он резко. – Жираф передан в зоопарк! Отныне он является собственностью государства. Попрошу нас больше не тревожить!

И дал отбой.

– Капитониха? – спросил Гриша.

– Комитетчики, – ответил дедушка, с трудом переводя дыхание.

Элеонора хмыкнула.

А Гриша погрозил кулаком:

– Так им и надо! Не видать им нашего жирафа!

Глаша посмотрела на брата и улыбнулась. Хотя глаза у неё были грустные.

Тогда Элеонора сказала:

– Пойдёмте ко мне в мастерскую. Я вам кое-что покажу.

Посреди комнатки Элеоноры, которую она называла своей мастерской, среди обрезков ткани, рулонов бумаги и бесчисленных баночек и тюбиков с красками, кисточек, ножниц и карандашей, возвышался мольберт.

Элеонора сдернула с него ткань, и все увидели картину: зелёная поляна, ручеёк и берёзка, маленький домик в глубине и двое румяных детей, похожих на Глашу и Гришу. А издалека, навстречу детям, по залитой солнцем сельской тропинке несётся молодой, весёлый жираф.

Все в изумлении смотрели на холст.

– Картина называется «Жираф на даче», – объяснила довольная эффектом Элеонора.

– Феденька, – прошептала Глаша.

– Ну как? – спросила бабушка.

– Пиросмани! – восхищённо произнёс Максимилиан. – Нет слов! Прелесть! И когда ты успела?

– Да так, между делом, – смущённо потупилась Элеонора.

– А мы возьмём летом Федю на дачу? – спросил Гриша.

– Мы навестим его в зоопарке, – ответила бабушка.