Девчонки и прогулки допоздна - Жаклин Уилсон Страница 22

Может, он уже махнул на меня рукой или думает, что папа не передал мне письмо? Мне уже почти хочется, чтобы папа не передавал мне письма. Что со мной? Весь день я мечтала о встрече с Расселом – и вот теперь трушу. Руки липкие от пота, блузка прилипает к телу, язык словно онемел, в животе тяжесть. До смерти хочется в одно место, а в мозгу что-то бипает. Мысли путаются. Что я скажу, когда его встречу?

«Привет, Рассел. Привет. Рада тебя видеть. Извини за опоздание. Помнишь меня? Привет, привет, привет. Тук-тук, кто там?»

О господи, я схожу с ума. Я вхожу во «Флауэрфилдс», спускаюсь на эскалаторе на нижний этаж, и вот я уже напротив «Макдоналдса». Сердце у меня бешено стучит – бум-бум-бум, – потому что я его вижу: он оглядывает зал, выискивая кого-то взглядом. Замечает меня и приветственно машет – с таким жаром, что опрокидывает на себя стаканчик с кофе. Я подхожу к нему, хватаю бумажные салфетки и начинаю промакивать его рубашку.

– Вечно я в своем репертуаре, – говорит Рассел. – Все сидел и думал, как бы пооригинальней тебя встретить, и вот пролил на себя кофе. Не самый оригинальный поступок.

– Зато истинно горячий прием, – говорю я, выкидывая намокшую салфетку и беря сухую. Колени у него тоже мокрые от кофе, но не буду же я оттирать ему брюки.

– Хорошо, что кофе успел остыть – я здесь сижу уже целую вечность, – говорит Рассел.

– Извини, я немного опоздала. Думал, я не приду?

– Были кое-какие сомнения. Твой отец был реально зол, но он не похож на человека, способного выбросить письмо. Правда, я не знал, захочешь ли ты прийти. Может, думаешь, что я жалкий тип, которого глупый папаша посадил под замок. Жуткое унижение.

Изображая отчаяние, Рассел приподнимает брови и насухо вытирает альбом.

– Надеюсь, кофе не просочился на листы?

– Вряд ли. В худшем случае добавится сепия. Я не открывал альбом. Не хотелось выглядеть позером, хотя я люблю рисовать больше всего на свете. Вернее, рисование у меня на втором месте.

– А что тогда на первом?

– Целоваться с тобой, – говорит Рассел.

Мы оба краснеем как маки.

– Пойду принесу тебе кофе – и себе тоже, взамен опрокинувшегося, – Рассел поднялся. – Ты будешь что-нибудь есть?

В конце концов мы берем порцию картошки фри на двоих и по очереди вытягиваем картофельные палочки из пакета.

– У меня никак в голове не укладывается: ради меня ты прочесал весь наш квартал, – говорю я.

– У меня не было другого выхода.

– По-моему, это очень романтично.

– Ага, романтично. Послушай, я даже не могу позвать тебя на свидание. Мой отец – глупый, упрямый осел, – возмущается Рассел. – Он физически не может запереть меня дома и запретить мне делать то, что я хочу. Для начала – я сильнее. Но он навязывает мне свои правила, иначе, по его словам, я не могу у него жить. С мамой тоже жизнь не сахар, у них с сестрой девичье царство. Они без конца поносят отца, и если я допускаю малейшую оплошность, скажем забываю опустить сиденье на унитазе, начинают меня пилить, говорить, что я совсем как отец, и это выводит меня из себя. Когда родители разошлись, я жил то с мамой, то с папой. Неделю у мамы, потом собирал свой чемоданчик и отправлялся на неделю к папе.

– Я читала книгу про одну девочку, у нее была похожая ситуация, – говорю я с сочувствием. – Тебе, наверное, приходится нелегко.

– Может, я несколько преувеличиваю – хочу, чтобы ты меня пожалела.

– У меня тоже семейных проблем хватает. Можно тебе поплакаться?

Я начинаю жаловаться, чувствуя себя при этом довольно гадко, потому что Анна в последнее время меня холит и лелеет, папа вроде бы прекратил строить из себя великана-людоеда, и даже Цыпа вот уже пару дней ведет себя как паинька: рисует чудовищ, обезьян, грузовики и пожарные машины, уверяя, что помогает маме придумывать рисунки для джемперов.

– Короче, семья у меня вполне сносная, – подытоживаю я. – Но я жду не дождусь, когда мне стукнет восемнадцать. Мы с Надин и Магдой снимем квартиру на троих. Может, мы все пойдем учиться в художественное училище. Только не в то, где преподает папа. Кстати, покажи мне свои рисунки.

Я надеюсь увидеть в альбоме себя. И не ошибаюсь. Вот я иду с Магдой и Надин, вот болтаю в автобусе, вот рука об руку гуляю с Расселом по парку. Он существенно приукрасил мою внешность. Выпрямил волосы, превратив их в мягко спадающие локоны, уменьшил вес, сделал на несколько дюймов выше и приодел по последней моде. Себя он тоже улучшил – добавил роста и мускулатуры, так что стал похож на олимпийского атлета с бицепсами, выпирающими из спортивного облачения. Волосы он небрежно уложил, а чертам лица придал полное сходство с Леонардо ДиКаприо – хоть играй в кино в качестве двойника.

– Мечты, мечты, – смеюсь я.

– Что? – Рассел слегка уязвлен.

– Мы на себя совсем не похожи.

– Нет, похожи. Ну ладно, ты похожа.

– Чепуха! И парк тоже ни капельки не похож. У тебя получился романтический сад, утопающий в розах.

– Может быть, я и допустил художественную вольность. Знаешь что? Давай пойдем сейчас в парк, и я нарисую его таким, какой он есть.

– Ага. Значит, вместо приглашения к себе домой на чашечку кофе ты зовешь меня в парк смотреть, как ты рисуешь?

– Ты тоже можешь рисовать. Давай, Элли, доедай картошку.

– Но тебе нужно домой, и мне тоже. Зачем нам опять неприятности?

– Сейчас нет даже половины пятого. Я сказал папе, что задержусь в художественном кружке – я иногда туда хожу, у нас отличный учитель по рисованию. Папа и Синтия вернутся с работы не раньше половины седьмого, так что они все равно ничего не узнают.

– Мой папа приходит из художественного училища около пяти. А Анна сидит дома с Цыпой.

– Ты тоже можешь сказать, что была в художественном кружке.

– Может, и могу. Мистер Виндзор на днях говорил, что хочет организовать что-то в этом роде. Он тоже отличный учитель. Моя подруга Магда в него влюблена. Сегодня так с ним кокетничала, просто ужас, а ему, похоже, это нравилось.

Голос у меня срывается. Ведь я сама была немного влюблена в мистера Виндзора, когда он пришел в нашу школу. Я все время думала о нем как о своем мистере Виндзоре, поскольку его предмет знала как свои пять пальцев, но со мной он никогда не смеялся так, как с Магдой.

– От Магды все без ума, – говорю я.

– Кроме меня, – вставляет Рассел.

– Правда? – напираю я.

– Она мне не нравится, ни капельки. То есть она забавная, симпатичная и все такое, но…

– Что «но»?

– Она заурядная. Кудлатая хохотушка.