Звёздный - Кэтрин Ласки Страница 26

– Ну да. Я же не понимаю язык тех, кто живет в воде. Аббан понимает, но я нет. – Она немного помолчала и добавила: – Еще я надеюсь, что там будут не все.

– Ты не хочешь там кого-то видеть? – спросила Гвиннет.

– Да.

– И кого именно?

– Глодателей.

– Глодателей? Но твоя мама была глодателем, как и Фаолан, Эдме и Свистун.

– Мне все равно, как выглядит волк. Бедная Эдме, у нее до сих пор нет глаза! Он у нее не вырос, как вырос у мамы. Пусть волчата рождаются какими угодно, лишь бы их не называли глодателями, не уносили погибать и не обижали их потом, если они выживут.

– Не думаю, что дело дойдет до такого, Моди. Мы идем в новую страну, оставив старые обычаи позади. Нам нужно придумать новые правила и обычаи.

Несмотря на ухудшающееся зрение, Гвиннет постаралась разглядеть маленького щенка, который на плечах огромного орла казался еще крохотнее. «Интересно, кто был отцом Моди?» – подумалось вдруг ей. Мех у Моди был темно-рыжего цвета, более рыжего, чем у матери, а это означало, что и отец должен быть рыжим. У потомства рыжих и серебристых или серых волков цвет меха обычно был «грязевым», как его называли, то есть темновато-бурым. Но кем бы ни был ее отец, Моди была необычайно умна и сообразительна не по возрасту – в этом сомневаться не приходилось. «И это настоящее чудо, если вспомнить, что она родилась во время голода», – подумала Гвиннет.

Дни постепенно становились все длиннее и длиннее. Киты ежедневно приносили им много трески с питательным мясом. Животные чувствовали, как их мышцы постепенно крепнут, и с каждым переходом им было все легче идти с постоянной скоростью. Щенки тоже росли; вскоре они могли уже преодолевать большие расстояния пешком и лишь иногда взбирались на плечи орлам или медвежатам, которые тоже заметно выросли. Илон и Зануш смогли возобновить разведывательные полеты; они хотели найти шайку Хипа, но никаких следов разбойников пока что не обнаружили, несмотря на то что старались пролетать даже под мостом.

Весна уже ощущалась в воздухе, и днем лед часто таял, оставляя на мосту лужи, которые ночью замерзали. Новый лед не был таким крепким, как старый. Он был «гнилым», как называли волки весенний лед на реке в стране Далеко-Далеко. Лапы на нем разъезжались в разные стороны и проваливались в воду под тонкой корочкой. Держаться друг за другом было трудно, приходилось все время внимательно вглядываться вниз и смотреть, куда ступаешь.

Из страха сглазить никто не осмеливался первым высказать вслух мысль, которая заботила всех без исключения – неужели шайка Хипа попала в какую-то передрягу и сгинула навсегда? Вдруг им никто уже не угрожает и их не преследует?

К сумеркам они подошли к развилке. Мост разделялся на две части. Илон и Зануш полетели вперед, чтобы посмотреть, по какому пути будет легче идти и где меньше препятствий.

– Они вновь соединяются примерно в лиге. Сверху выглядят одинаково, – доложила Зануш. Илон кивнул в знак согласия.

– Но это сверху, – сказала Эдме. – А снизу все может оказаться иначе. Кроме того, с моря идет туман. Когда он покроет мост, идти будет гораздо труднее.

– Мы с Мхайри можем отправиться на разведку, – сказала Дэрли.

– Нет! – выпалила Эдме и тут же извинилась за резкий тон: – Просто я хотела сказать, что могла бы пойти по северному пути, а Фаолан – по южному.

– Одни? – спросил Свистун.

– Да… одни, – ответила Эдме.

Что-то в ее голосе подсказывало, что лучше не возражать и не задавать лишних вопросов.

Свистун внимательно посмотрел на своих старых друзей и отошел в сторону. Он знал их достаточно давно – с того времени, когда все они, молодые глодатели, состязались на играх гаддерглода. Наблюдая за тем, как они растворяются в сумерках, он догадывался, что они отправились не просто на разведку, а в особенное странствие в поисках себя. Это их странствие каким-то образом должно быть связано с Пещерой Древних Времен, в котором он сам провел некоторое время как страж Кровавого Дозора. Рисунки на стенах пещеры имели отношение к Фаолану, он давно это чувствовал, а теперь догадался, что они имели отношение и к Эдме. Та кость, которая она несла с собой, была найдена как раз в таинственной пещере.

Пути Фаолана и Эдме разошлись на развилке. Странствие в поисках себя подразумевало путешествие не столько в пространстве, сколько во времени. Два волка издалека показались Свистуну похожими на чужаков. Они в каком-то смысле и были чужаками – чужаками во времени. Более всего их заботили не мокрый снег и не лед под ногами, не торосы и не ледяные гребни, а складки и искривления времени. Свистун вспомнил старую историю, которую часто рассказывали скрилины, – историю о Ледяном походе во время Долгого холода. Историю о том, как их предки пришли издалека в страну Далеко-Далеко. Она начиналась с рассказа о вожде, который дожил до мгновения своего «хвлина расщепления», то есть до того момента, когда душа волка отделяется от его тела, чтобы взобраться по звездной лестнице. Только в той истории вождя призвали обратно на землю, чтобы он возглавил поход своего народа, и он спрыгнул со звездной лестницы. «Как это похоже на наше нынешнее странствие, – подумал Свистун. – Можно ли назвать его очередным Ледяным походом в время Долгого холода, только в обратном направлении? Все странным образом перевернулось, переплелось. Мы оказались на изгибе времени. И эти два волка знают это».

Свистун смутно ощущал, что изогнулось и переплелось не только время – переплелись одна в другой несколько жизней. Между этими двумя волками прослеживалась какая-то глубинная связь, разрушить которую не могло даже всесильное время. И эту связь могла быть только любовью.

С каждым шагом боль в задней лапе Эдме усиливалась, но она повторяла себе, что должна дойти до нужного места. Так она и называла свою цель – «это место». Других слов на ум не приходило. Она вспомнила о том, что стала малькадом не по рождению и что ее не относили на тумфро, где она должна была погибнуть. Но она ощущала это место, как свое давнее тумфро. Если выросшим малькадам везло и они получали право вступить в Стражу Священного Кольца, то перед тем как отправиться к вулканам, они должны были посетить свои тумфро. Это путешествие называлось слаан-лиф, и оно было ритуалом прощания со своей прежней судьбой. Странствие в поисках истины и своего места в мире. Но когда в слаан-лиф отправилась Эдме, она обнаружила ужасную истину – выяснилось, что она не рождалась малькадом. Ей в младенчестве вырвал глаз сам предводитель клана.

Сейчас Эдме совершала свой настоящий слаан-лиф. Она шла по северному рукаву моста к тому месту, где когда-то сама, будучи старой волчицей, решила остаться, чтобы не мешать остальным. Ее недостаток не проявлялся несколько лет и не был похож на уродства малькадов. Ее слегка скрученная бедренная кость поначалу не доставляла ей никакого беспокойства, но потом начала болеть. Эта боль понемногу усиливалась, но не мешала ходить вплоть до того, как наступил Долгий холод и они отправились в Ледяной поход. «Вот же как получается! – подумала она. – Я действительно старая волчица. Мне уже за тысячу лет». С каждым шагом она подходила все ближе и ближе. Лед становился все мягче, но луж, почему-то не было. Вместо них из-подо льда показались камни; на некоторых виднелись серые полоски лишайника. Она задумалась на секунду, как эти камни могли попасть на Ледяной мост. Если мост был оставлен прошедшим когда-то здесь ледником, то ледник по пути сюда мог прихватить различные вещи, от камней до деревьев. Но она особенно не задумывалась над этим, потому что вдруг поняла, что нужное ей место находится совсем рядом. Сердце ее отчаянно колотилось, костный мозг застыл. Она ощетинилась и закрыла единственный глаз; ноги у нее подкосились, и Эдме невольно прилегла на поверхность камня. Он еще не успел остыть от полуденного солнца, как будто берёг тепло специально для нее. «Вот я и здесь, – подумала она. – Здесь».