Нелли. Тайна серых теней - Елена Лев Страница 28

Глава 20

озвращение было медленным и вязким, как порой бег в тяжелом сне. Закутавшись в кокон своих переживаний, Нелли старалась не реагировать на внешний, теперь особенно ясно чуждый ее сущности мир.

Так бывает с людьми, уставшими от сборов в дальнюю дорогу. Сначала они несколько дней составляют подробные списки необходимых вещей (в последнюю минуту все равно их не находят). Потом несколько раз собирают один и тот же чемодан. Далее обнаруживают, что влезло значительно меньше вещей, чем надо. Из-за этого нервничают и срываются на тех, кто стойко переносит обязанность провожать, доводят домашних до слез. А когда всклокоченные и запыхавшиеся граждане-«отъезжающие» влетают в вагон или садятся в самолет, впадают в странное состояние двойного бытия: «Вот мой билет и мое место, но я не здесь, потому что мое сердце там, на пустом перроне или в аквариумном окне аэропорта, рядом с тем, кто стоит один, смотрит печальными глазами и пытается улыбаться, но у него плохо получается. Сейчас я хочу остановить поезд, покинуть самолет, однако это не в моих силах. Поэтому оставьте меня!»

«Оставьте меня», – вяло отбивалась Нелли от серых сгустков, шнырявших рядом. Они были недовольны, раздражены и жалобно светились, словно тусклые огни в мутном бассейне. Прикасались к Нелли, требуя внимания, и тут же отдергивали свои щупальца. Она не пыталась вникнуть в причину их раздражения, относилась к ним, как к капризным детям: стоит прикрикнуть, и все разбегутся в слезах.

Тьма мягко несла ее, точно холодная, переполненная дождями река осенний лист. Нелли не сопротивлялась и плыла, сосредоточившись на новом чувстве.

Внутри нее, бывшей до встречи с Люциусом бесформенной чернильной кляксой в банке с водой, стал образовываться маленький, не больше крупинки соли, кристалл уверенности. Нелли заботливо лелеяла его в себе. Она чувствовала, что в ее «размазанном» и неясном состоянии возникает что-то важное. Хрупкая, но ощутимая основа, или еще сырой, но уже твердеющий фундамент. Нечто такое, что нельзя вырвать из души существа, изменить или сломать; невозможно разрушить заклинаниями, замутить зельями, заглушить россказнями и уверениями. Теперь Нелли чувствовала, что она имеет право и силу. Какое право и для чего? Пока не знала.

До перерождения она не производила впечатления бесхарактерной, при желании могла настоять на своем. Но, по большей части, Нелли была уступчивой и вялой девочкой, предпочитала выполнять требования и приказы других. Она терпеливо сносила придирки и упреки тетки Джен, мужественно посещала ненавистную школу, демонстрировала желание сопровождать Мариту, даже когда ей этого хотелось меньше всего. И очень убедительно делала вид, что ее голова пуста, в ней не водятся ни фантазии, ни идеи, ни чувства, ни «тараканы». Это позволяло жить достаточно спокойно.

Лишь одно иногда пугало Нелли: в повседневной жизни никто не мог заподозрить ее в милосердии, но когда обижали слабых, у нее «срывало крышу». В такие минуты покладистая девочка становилась упрямой, несокрушимой и жестокой. Чем всегда удивляла тех, кто в такие минуты оказывался рядом. Когда Марита для развлечения устраивала казнь случайно пойманной кошки, у Нелли руки не поднимались в этом участвовать: они в прямом смысле становились каменными и оживали, только чтобы вырвать несчастную жертву из рук друзей-палачей. Нелли вдруг превращалась в неукротимую боевую машину и крепкими аргументами кулака убеждала собравшихся заняться чем-то другими.

Потом она не раз сожалела о таких поступках, называла их «болезнью геройства». Однако в этом «геройстве» проявлялась ее странная сила, хоть и бесконтрольная. Теперь, после войны со сгустками, Нелли чувствовала, что у этой силы есть основание.

Темному Миру надоело существовать беспредельно. Постепенно темнота сменилась цветными разводами, перетекающими, словно бензиновые пятна в луже. Сгустки образовали вокруг Нелли кольцо. Ей пришлось выйти из кокона своих эмоций, поскольку она с каждым мгновением становилась плотнее и тяжелее. Кольцо сгустков начало вращаться, а Нелли начала терять силу, что было неприятно: ей не хотелось быть рыбой, вяло шевелящей плавниками, в давно не чищеном и затхлом аквариуме. Но выбраться из растущего тягостного бессилия она не могла.

Нелли уплотнялась, скукоживалась и холодела. Цветной мир постепенно терял краски, серел; вместе с ним выцвели и охромели мысли Нелли.

«Жаль, – вяло думала она, не имея сил остановить приближающуюся, как она думала, смерть. – Посмотреть бы на Люциуса еще раз».

«Что он сказал? Забыла!»

«Он сказал, что я – человек».

«А я – человек? Я – крыса!»

«Как тяжело быть одиноким человеком в теле крысы».

«Еще хуже быть озлобленной крысой в теле человека!»

«Нет-нет! Марита говорила: „По тому, кого ты считаешь своим врагом, можно понять, кто ты сам“».

«Кот у камина – мой враг. Потому что я – крыса».

«Та, рыжая, – мой враг, потому что… я – человек. Потому что Крысолов что-то мне сказал!»

«Он сказал: „Я найду тебя!“»

«Это хорошо. Хочу, чтобы он меня нашел».

«Как он меня найдет?»

«Как?»

«Нельзя умирать. Надо жить».

– Люциус! – осторожно позвала Нелли.

– Люциус! – более настойчиво.

– Крысолов! – почти прокричала Нелли всем существом, разметав его в темной бесконечности.

Холод брызгами разбитого зеркала разлетелся от одного прикосновения горячего луча света, ворвавшегося в серую мглу. Луч коснулся Нелли, и она почувствовала, что жива.

Тело крысы еще полностью не вернулось, но появилась боль и стала зелеными каплями наполнять Нелли. Кап – и заныли лапы, кап-кап – и в спине застряли острые иглы, кап-кап-кап – и глаза не открыть: веки намертво срослись, а попытки их открыть вызывают тупую боль в голове.

Потом раздался звук, низкий и протяжный. Звук, который собрал все части Нелли в единое целое. Затем он стал выше, и Нелли показалось тесно и душно в ватных сумерках. Она начала их рвать: пустила в ход когти, потом – зубы.

Тело Нелли, пусть и крысиное, очнулось, а мысли обрели четкость. Она поняла, что вернулась. Очень сильной. И очень злой.

Через какое-то время Нелли удалось прорваться сквозь мучительный туман, и она поняла, что висит в сфере, оплетенная серебристыми нитями, как муха паутиной.

Нелли стала отчаянно барахтаться, рыча и шипя. Липкие нити начали расплетаться и сползать с нее, будто мокрые змеи. Но в какой-то момент оглушительный и резкий писк миллионов крыс заглушил живительный звук голоса Крысолова и снова опрокинул Нелли в бестелесное существование.

Теперь она была лишь зрителем, для которого развернули экран и насильно заставили смотреть фильм. Нелли начала впитывать и втягивать в себя образы.