Никто не спит - Катарина Киери Страница 28

— Разрыхлитель у нее был, — произносит Юлия, подняв голову и глядя на меня. — У бабушки был разрыхлитель. Я пришла, а она уже вовсю печет.

Так я и думал. Мы действовали по плану, который заранее составила Сигне. А то, что Юлия стоит у нас на кухне, — это тоже часть плана? Мне становится как-то не по себе.

— Она даже ничего не сказала, когда я пришла. Просто месила тесто, и все.

Юлия ставит пустую форму на стол и принимается искать нож в ящиках с приборами. Найдя, кладет рядом с тарелкой. Она делает это так просто и естественно, даже не задумываясь, как будто каждый день выдвигает и задвигает ящики нашего стола в поисках приборов.

— Я все ждала, когда она выключит миксер, чтобы… ну, спросить ее насчет этого самого разрыхлителя, — она снова смеется. — Но даже слова не успела сказать. Она выключила миксер и заявила: откуда мне знать, есть у меня разрыхлитель или нет. Мол, столько банок повидала за свою жизнь — все не упомнишь.

Юлия смеется и мотает головой, а я достаю чайник и ситечко. Мне все еще не по себе, ничего не могу с собой поделать. С грохотом ставлю чайник на стол.

— Это она тебя сюда с кексом отправила?

Юлия тут же поднимает голову и смотрит на меня, широко раскрыв глаза:

— Чего?

Мне тут же хочется взять свои слова обратно. Но то неприятное ощущение, подозрение… Я и сам слышу, что в моем голосе злоба — засела внутри, как осколок гранита. Не знал, что она так заметна со стороны. Сам не догадывался, что внутри скопилось столько гадости.

— Да так, ничего.

Юлия пристально смотрит на меня. Мне хочется спрятаться от ее взгляда.

— Как это — ничего? Ты что-то сказал.

Я поеживаюсь, мысли у меня пустые, как ореховые скорлупки. Перебираю их, пытаясь найти внутри хоть что-нибудь, хотя бы песчинку.

— Что ты имел в виду? Скажи.

Осколок гранита вырос до размеров гранитной плиты, превратился в обломок скалы. Я пытаюсь понять, как это произошло, как мы оказались в таком положении. Но ничего не выходит, голова не работает.

— Ты хочешь, чтобы я ушла?

Юлия говорит громко, чуть ли не кричит, даже слюной брызжет. Интересно, куда угодили капли — может быть, на мою футболку? Хотя они такие крошечные. Наверное, растворились в воздухе.

— Хочешь, чтобы я ушла? Тогда так прямо и скажи.

Теперь она говорит тише. Я насыпаю заварки в чайник. На кухне от меня толку мало, готовить я не умею, но чай заварить могу. В Японии, я слышал, есть даже чайные церемонии. Юлии такое понравилось бы. Может быть, у них в клубе бывают чайные церемонии вместо вечеринок? Вода начинает пузыриться. Я знаю, что сначала вода немного пузырится, а потом закипает. Когда в голове пусто, самое время думать о таких вещах.

— Элиас… — она стоит, опустив руки. — Ты хочешь, чтобы я ушла?

Открывается входная дверь. Это отец.

— Привет!

У него радостный голос. Мы находимся в одной квартире, но в разных вселенных. Он в своей вселенной радуется тому, что произошло в гостиной несколько часов, несколько тысяч лет назад. А может быть, с ним случилось что-то хорошее, пока его не было дома, — бог знает, что он там делал. Юлия растерянно смотрит в сторону прихожей, мне ее жаль, но я не могу ничего поделать. Разве что кивнуть — да, кивнуть я могу. Заварить чай могу, кивнуть могу. Я киваю — и это ответ на ее вопрос. Хочешь, чтобы я ушла? Да.

Она бросает взгляд на кекс, поворачивается и решительно выходит из кухни, из нашей кухни.

— Ой… здрасте, — слышится голос отца.

Я рад, что сегодня не поддался искушению и не стал говорить с ним о Юлии.

— Здравствуйте, — еле слышно отвечает Юлия.

Дверь закрывается, и у меня внутри все сжимается в комок. В ком, плотный и твердый. Силы покидают меня, и я выхожу из кухни, протискиваясь мимо отца, стоящего на пороге. Иду в свою комнату, хлопаю дверью.

Шаги отца приближаются к моей комнате, замирают у двери. Его голос доносится с той стороны.

— Вода кипит, Элиас. Ты хотел чай заварить?

— Вылей все к черту!

Рецепт невкусного кекса:

• 1 прекрасный весенний вечер

• 1 пальцелом примерно 16 лет

• 1 капля слюны на серо-зеленой футболке

• 65 кг пустых мыслей

• 0,005 г опыта

• 1 банка разрыхлителя с давно истекшим сроком годности

Из-за сильного встречного ветра крутить педали трудно, я опаздываю. Слезаю с велосипеда и веду его рядом с собой, смирившись с тем, что ветер намного сильнее меня. Плевать, что пропущу половину урока. Никогда в жизни не чувствовал, что меня так мало волнует время. Не могу даже представить менее важной вещи, чем расписание уроков. Вообще не понимаю, почему пошел в школу. Хотя нет, понимаю: слоняться без дела дома было бы еще хуже. А больше идти некуда: таким неудачникам, как я, в школе самое место.

Вчера я ехал по этой самой дороге, только в другую сторону, надев куртку на голое тело. Вчера меня волновал цвет моей футболки. Что за идиотизм. Вчера я чуть не сел пить чай с обладательницей каре-зеленых глаз. Да кому угодно, даже не особо одаренным ясно, что это не для меня. Элиас ест кексы? Нет!

Почему я сказал те слова? Почему Бог не остановил меня? Почему я заставил Юлию повысить голос? Откуда взялся осколок гранита, обломок скалы? Почему мои мысли стали такими пустыми?

Ветер усиливается, подхватывает обертку от мороженого и банку из-под газировки. Холодно, безнадега. Сегодня мне пригодился бы тот теплый свитер, который я бросил в стирку. Обертка от мороженого улетает прочь, на пути у банки оказывается камень. Я прикидываю расстояние до нее, пытаюсь определить количество шагов. Пять? Верно. Делая пятый шаг, наступаю на банку: приятный звук алюминия, который сплющивается под ногой. Уже видно школу.

— Черт, ну и ветер.

Голос пробивается сквозь свист ветра. Девчачий голос. Терес. Обогнав меня, она слезает с велика и ждет, опершись на руль и переводя дух, пока я с ней поравняюсь. А потом идет рядом. Как будто мы договаривались пойти в школу вместе, как будто это самое обычное дело, как будто она просто опаздывала, спешила и случайно догнала меня. Мы идем рядом, молча. Шаг за шагом, нагнувшись под порывами ветра. Я ни разу не ходил рядом с ней, то есть в паре. Разве что в младших классах, когда все шли из школы к автобусу, чтобы ехать на экскурсию, прихватив с собой бутерброды. А теперь шагаю рядом с ней как ни в чем не бывало. Ничего странного, никакого напряжения.

— Ненавижу ветер!!!

Она кричит во все горло навстречу воздушной массе, наморщив лоб и наклонив голову. Если бы сильный ветер не приглушал ее голос, я, наверное, испугался бы такого вопля. Терес с улыбкой поворачивается ко мне: