Лола Роза - Жаклин Уилсон Страница 29

— Джейк, я тебя просила помолчать. — В мамином голосе звучало бешенство. — Детям совершенно не нужно об этом знать.

— Им придется об этом узнать, раз ты ложишься в больницу.

— Я не ложусь в больницу! — сказала мама, яростно утирая влажный лоб кухонным полотенцем.

— Врач сказал…

— Мало ли какую ерунду он сказал, чтобы меня напугать. Я здорова — сколько раз тебе говорить? У меня что, больной вид? Что со мной не так? Зачем я пойду в больницу и дам разрезать себя на куски? — Мама перестала бить себя в грудь и застыла, обхватив себя руками.

— Мама, какая еще опухоль? — Я подошла к ней и хотела прижаться к ее плечу, но она меня оттолкнула.

— Ничего не случилось, ничего, ничего! — сказала она с яростью.

Что-то случилось, еще как случилось!

Опухоль была у нее в груди уже много месяцев и все время росла. Мама никому ничего не говорила, надеясь, что само пройдет. Потом Джейк почувствовал опухоль и сказал ей, что надо пойти к врачу. У нас здесь врача не было, поэтому Джейк потащил ее к своему.

— Он говорит, что вашей маме нужно немедленно явиться в клинику. Он дал ей талон вне очереди.

— Пусть подавится своим талоном, я никуда не пойду. Очень нужно, чтобы какой-то ублюдок меня ощупывал, а потом сказал, что мне придется отрезать грудь.

Я сделала маме чаю, но ее трясло. Ее зубы стучали о кружку при каждой попытке отхлебнуть глоток.

Меня тоже стало трясти.

— Он сказал, что, может быть, до этого и не дойдет. Может быть, это просто киста или что-нибудь в этом роде, — сказал Джейк. — Но даже если окажется самое плохое, то он говорит, что это всего лишь обычная небольшая операция, ничего страшного.

— Небольшая! — сказала мама. — Не дам я им себя резать. Они мне испортят фигуру, и кому я тогда буду нужна, боже ты мой!

Она смотрела на Джейка. Мне так хотелось, чтобы он сказал то, что нужно, но он не мог выдавить из себя ни слова.

Кендэл заплакал. Я взяла его на руки и крепко прижала к себе.

— Видишь, ты совсем расстроил ребятишек! — сказала мама. — Ну почему ты такое трепло, а, Джейк?

— Я только хотел помочь.

— Не нужна нам твоя помощь. И ты нам не нужен, — сказала мама.

Она тут же зажала себе рот рукой, как бы не веря, что могла такое сказать. Она смотрела на Джейка, и глаза ее наполнялись слезами, совсем как у Кендэла. Она вовсе этого не думала — просто говорила глупости со страху. Джейк был ей страшно нужен.

Он сидел молча, как манекен, и только теребил свою длинную прядь, наматывая ее на палец. Мама расплакалась. Джейк не пошевелился. Мама придвинулась к нему, уткнулась ему в грудь и разрыдалась, оставляя черные полосы туши на его голубой джинсовой рубашке. Мама просила прощения, а Джейк говорил, ничего, все будет в порядке. Но голос у него был такой, будто он читает телефонную книгу, а глаза смотрели в стену.

В эту ночь я не могла уснуть. В кровать я тайком пронесла большой пакет жевательного мармелада, хотя и так съела за ужином огромную пиццу с сыром и ананасом. Я вертелась с боку на бок, держась руками за тугой живот и набив рот мармеладками.

Кендэл сонно посапывал у меня за спиной, прижав к груди Джорджа. Мама и Джейк очень долго не спали. Я все время слышала, как они шепчутся. Мама заплакала, и я села на постели, раздумывая, надо ли бежать к ней. Но потом я услышала, как Джейк говорит ей разные разности, потом вздохи и скрип кровати.

Я сунула голову под подушку, чтобы ничего больше не слышать. Мне хотелось улететь сквозь подушку в леденцовую страну грез, где никогда не случается ничего плохого и все лежат на больших мягких диванах и сосут конфеты. Мне уже снилось, что и я лежу на таком диване, но тут он начал опрокидываться, меня затошнило и изо рта у меня хлынул клубнично-апельсиново-лимонный поток. Меня закружило в этой огненно-красной воде и понесло в океан, где плавали огромные темные акулы.

На следующее утро мама пыталась делать вид, что ничего не случилось. Говорить об опухоли она не желала. И так она держалась день за днем, делая вид, что ее совершенно ничто не беспокоит. Она бродила по квартире, громко напевая, но никого не могла обмануть, даже Кендэла.

Однажды я проснулась среди ночи и захотела в туалет. В ванной была мама. Она держала в руке ночную рубашку и разглядывала себя в зеркало. Голова у нее была откинута, руки на бедрах, грудь вперед, как будто она позирует для гламурной фотографии. Губы она растянула в глупую улыбку, но по щекам текли слезы.

Она вскрикнула, увидев меня, и прикрыла грудь руками. Я подумала, что опухоль, наверное, вылезла наружу и ужасно выглядит.

— А постучаться нельзя было? — сердито сказала мама, поворачиваясь ко мне спиной и натягивая через голову рубашку.

— Мама, ты пойдешь в клинику?

— Нет.

— А если опухоль еще вырастет? А если…

— Джейни, не надо об этом говорить.

— Лола Роза, — прошептала я.

— Хорошо, Лола Роза. Иди ложись обратно. Живо!

Пришлось лечь обратно, хотя мне очень хотелось писать. Я скорчилась, чтобы утерпеть, и думала, что же теперь делать.

Харприт я ничего не сказала. Пусть себе щебечет о младенцах. Мне не хотелось рассказывать ей об опухоли, потому что это слишком страшно. Я не хотела, чтобы это было правдой. Но это было правдой, и я больше ни о чем не могла думать. Харприт застала меня в слезах в школьном туалете и не отставала, пока я ей не объяснила, что случилось.

— Клянись, что никому не скажешь.

Харприт торжественно поклялась жизнью своей младшей сестренки.

— Ну что случилось, Лола Роза? Это из-за ребенка?

— Не будет никакого ребенка, — сказала я.

Харприт подняла на меня свои прекрасные глаза и спросила шепотом:

— Она его потеряла?

— Нет, она и не ждала ребенка. Ты не угадала. У нее… у нее опухоль. Вот здесь. — Я провела пальцем по воздуху над собственной плоской грудью.

— Мамочки! — сказала Харприт. — Рак?

Я вздрогнула, как будто она произнесла нехорошее ругательство. Никто еще не решился произнести это слово.

— Не знаю. Ей сказали прийти в клинику, чтобы выяснить. Но она говорит, что не пойдет.

— Она должна пойти! Она что, ненормальная?

— Она всегда была немножко ненормальная в таких вещах.

Я долго-долго мылила руки, пока не взбилась пена.

— У моей двоюродной бабушки был рак груди, — сказала Харприт.

— Она поправилась?

Наступило страшное молчание. Я все мылила и мылила руки, так что они оказались как будто в белых перчатках.

— Мне не хочется тебе это говорить, Лола Роза, но, вообще-то, она умерла.