Девочки-колдуньи - Надежда Беленькая Страница 3

– Всё, хватит, – сказала Кристина. Она боялась, что заплачет. Ей показалось, что Натка сделала с ней что-то такое, чего люди делать с другими не должны.

Светка и Аля тоже встали, одна Натка осталась сидеть.

– Ну и зря, – сказала она. – Можно было бы ещё немного потренироваться. Чего испугались? Вы не потеряли, а получили, правда-правда. С этого дня всё пойдёт по-другому.

– Так это что, тренировка? – огорчилась Светка, которая терпеть не могла всякий спорт и особенно физкультуру.

– Конечно. Сегодня мы с вами учились видеть необычное в обычном и тренировали волю.

Девочки стояли молча, не зная, что сказать. И в этот момент, как будто сговорившись, запели разом два телефона: Кристине звонила мама, а Але – бабушка Лёля.

– Ладно, мы пошли, – сказали девочки и побежали к дому. – Пока!

– Выходите во двор в пятницу. Будем гадать на птичьих какашках! – крикнула им вдогонку Натка.

– Придём! – крикнула за всех Мелкая Аля.

Так начиналась история о девочках-колдуньях.

Засыпая в тот вечер, Кристина чувствовала, как лапка тихонько щекочет сердце.

Но страшно не было.

Утром она сразу поняла: амулет на месте!

При свете дня встреча с Наткой показалась Кристине сном.

Она села в кровати и обвела глазами комнату, затопленную июньским солнцем. Было тихо. Папа уехал в офис, мама – на косметические процедуры. Где-то жужжал пылесос – наверное, домработница Лариса Ивановна убирала мансардный этаж. Всё было как всегда и в то же время – было другим. Как будто Кристина проснулась внутри сна. В обычный день это могло бы её напугать, но сейчас она обрадовалась: проснуться внутри сна означало продолжение колдовства! У неё почему-то побаливали глаза – так, совсем чуть-чуть. Как будто что-то давило на них изнутри. Она встала и прошлась по квартире. В гостиной в вазе, растопырив листья, стоял белый мордатый пион. Он поглядывал на Кристину обиженно, а она ему улыбнулась. Она даже поздоровалась с этим жирненьким пионом: «Здравствуй, дорогой! Как поживаешь? Как спалось? Как ты думаешь, это явь – или всё ещё сон?» И тут пион кивнул в ответ и подмигнул Кристине.

Всё утро Кристина прислушивалась к лапке, а в обед даже научилась ею шевелить.

– Мам, – спросила Кристина маму за ужином. – А вы в детстве колдовали?

– Чего? – не поняла мама.

– Ну, это когда один человек видит что-то такое, чего другие люди не замечают, – уклончиво пояснила Кристина.

– Не очень понимаю, – ответила мама.

– Мысли читает? – вмешался папа, насаживая на деревянную палочку одновременно две суши и отправляя их в рот.

– Почему мысли? Не обязательно.

– Кое-что у нас было, – вспомнила мама. – Но я не знаю, считается это колдовством или нет.

– Например?

– Например, были приметы, в которые верили только дети… Если наступишь на люк от колодца, нужно подержаться за что-нибудь зелёное – листик или зелёный шарф, – а то когда-нибудь утонешь. Или нельзя наступать на трещины на асфальте… Не помню, почему. Я потом больше нигде о таком не слышала. Ушло вместе с детством. Прямо жаль!

– А мне не жаль. Жизнь вокруг – она и есть самая волшебная, а не эти выдумки, – улыбнулся папа, отодвинул пустую тарелку, перепачканную соевым соусом, и открыл на планшете финансовые новости.

«Интересно, что бы они сказали про лапку? – подумала Кристина. – Нет, лучше не рассказывать – всё равно не поймут».

Жить с лапкой в груди было жутковато, но здорово.

В следующие дни Кристина наколдовала себе часы, духи и дизайнерское мыло.

Не то чтобы эти предметы были ей так уж необходимы. Просто ей нравилось притягивать к себе то одно, то другое.

Делалось это так. Кристина закрывала глаза. Как обычно, под сомкнутыми веками вспыхивало много ярких светящихся пятен. Но где-то в глубине, позади этих пятен, пряталась темнота. Сияющая темнота. Не чёрная, а будто бы зеленоватая. Как навозная муха. Кристина видела её совсем чуть-чуть. В этой зеленоватой темноте скрывались все предметы на свете. Нужные и ненужные. Надо было всего лишь тихонько туда пошептать, окликая предмет по имени. А вскоре он появлялся и в реальности: Кристине его дарили или она сама где-нибудь находила его среди вещей.

Она не была уверена, что это именно колдовство. Но у неё получалось. Появление новых предметов явно было связано с усилиями её воли. Хотя что-то подсказывало: нельзя этим увлекаться. Может, просто потому, что глупо использовать такое удивительное явление для таких примитивных целей.

А может, Кристина уже тогда предчувствовала, что это – ловушка.

Но в среду её увезли к бабушке, пообещав забрать в субботу.

И значит, она никак не могла выйти в пятницу во двор и снова встретиться с Наткой.

Сопротивление было бесполезно. Аля и Светка пообещали Кристине всё потом рассказать.

Возле бабушкиного дома тоже был двор со старыми и седыми от летнего пуха тополями. Кристина любила этот двор. И название улицы ей нравилось: – Плющиха. Пух стелился по тротуарам Плющихи облачными дорожками. Мальчишки его поджигали, и из облачных тополиные дорожки становились огненными. Кристина зачарованно следила за этим превращением.

– Бабушка, – спросила она как-то раз бабушку. – Ты ведь жила в деревне?

– Жила.

– У вас там колдовали?

– А как же!

– Расскажи.

Бабушка чистила яблоко, и яблочная кожура свисала кручёной змейкой. Она отложила нож, зачем-то надела очки и очень внимательно посмотрела на Кристину.

– А тебе зачем?

– Так, интересно…

– Интересно ей… Ладно, слушай. Деревня была под Полтавой – мужа моего, твоего дедушку, распределили туда из Москвы агрономом. Большая была деревня, но бедная. Немцы там в войну похозяйничали. Зато ворожили в той деревне все кому не лень! За покойным зорко приглядывали. Чтоб ничего не унесли – мыло, гвозди с гроба, волосы, ногти, воду, которой обмывали мертвеца. Всё это надобилось в обрядах колдовства. Иголка в дверях, дохлый голубь в сенях – обычные явления. Вечером хлеб, соль, спички – идут побираться, а одалживать нельзя. В рождественские праздники – коляды. Колядующие тоже пытались за чем-нибудь проникнуть в дом. У меня бдительность с тех пор, как у разведчика, – ничего никому вечером не дам! Если дашь – заколдуют, заморочат, приворожат, а то и порчу нашлют. Так-то вот!