Книга всех вещей - Гюс Кейер Страница 3

– Отойди, жена, – сказал отец голосом великана. – Я говорю с твоим сыном.

Но мама потянула Томаса еще дальше от стола и положила руку ему на плечо. Тут вдруг вперед вылетела папина рука и звонко ударила маму по щеке. Она отшатнулась и отпустила Томаса.

Ангелы на небе закрыли глаза руками и разрыдались, ведь они всегда так делают, когда муж бьет жену. Великая печаль опустилась на землю.

– Папа, – прошептала Марго.

– Помолчи! – взревел отец. – Томас, иди наверх. И не забудь взять ложку.

Томас развернулся, пошел на кухню и взял деревянную ложку с полочки. Потом бегом поднялся по лестнице в свою комнату. Он сел у окна и стал смотреть на улицу, но думать не мог. Мир был пуст. Будто все, что было раньше, кто-то мысленно стер. Остался только звук. Томас слышал звонкий хлопок по маминой щеке. Он слышал все отцовские пощечины маме, целый дождь из пощечин, как будто на улице Яна ван Эйка идет град и с деревьев облетают листья. Он зажал уши руками.

Просмотрев в никуда целую вечность, Томас услышал, прямо через закрытые уши, как отец тяжело поднимается по лестнице. Бум-бум. Бум-бум. «Все исчезло, – подумал он. – Ничего больше нет. И меня нет».

Бум-бум. Бум-бум.

Вот и он. Этот человек вырос в проеме двери, как дерево. Он подошел к Томасу и протянул руку. Томас дал ему деревянную ложку. Тогда человек сел на табуретку рядом с кроватью Томаса. Он ничего не говорил. Да это было и не нужно, потому что Томас точно знал, что делать. Он снял штаны. Потом трусы. И лег на колени к отцу попой вверх.

Начались удары. Деревянная ложка хлестко рассекала воздух.

Шлеп! Боль вонзалась в кожу, как нож.

Шлеп!

В начале Томас ни о чем не думал, но после третьего удара ему в голову стали приходить слова.

Шлеп! Бог…

Шлеп! Его…

Шлеп! Ужасно…

Шлеп! Покарает…

Шлеп! Всеми…

Шлеп! Казнями…

Шлеп! Египетскими…

Шлеп! За…

Шлеп! То…

Шлеп! Что…

Шлеп! Он…

Шлеп! Ударил…

Шлеп! Маму…

Мысль закончилась, но удары продолжались. Какое то время в голове было пусто. Но потом опять пришли страшные слова, о которых он еще никогда не думал.

Шлеп! Бога…

Шлеп! Нет…

Шлеп! Бога…

Шлеп! Нет…

Шлеп! Бога…

Шлеп! Нет…

Когда порка наконец прекратилась и Томас натянул штаны на свою пылающую попу, он знал, что теперь Отец из него выпорот навсегда.

– Боже милосердный, – сказал отец, – повтори.

– Боже милосердный, – повторил Томас.

– Помилуй нас, жалких грешников, – сказал папа.

– Помилуй нас, жалких грешников, – вторил Томас.

– Ты останешься здесь, – сказал отец. – Ты повторишь эту фразу сто раз так, как надо, а потом вернешься к нам. – И он с грохотом спустился по лестнице. Бум-бум. Бум-бум.

Томас остался стоять, потому что попа у него стала как подушечка для иголок. Он смотрел в окно и шептал: «Пожалуйста, Господи, пожалуйста, существуй. Пожалуйста, всеми казнями египетскими. Он ударил маму, и уже не в первый раз!» Бог молчал на всех языках. Ангелы пытались утереть свои слезы, но их платочки так намокли, что во всех пустынях пошел дождь.

Рядом с Томасом жила старушка, про которую все соседские дети знали, что она ведьма. Она жила одна и носила только черные платья. Волосы она убирала в пучок, и у нее было две черные кошки. Раз в неделю старушка ходила в магазин, но во все остальные дни сидела дома и варила колдовские зелья.

За то что она ведьма, над ней издевались. Дети стучали в ее окна и кидали всякую гадость в почтовый ящик. Но Элиза-кожаная-нога злилась, если видела это, и, поскрипывая, гналась за детьми.

– Оставьте ее в покое! – кричала она. – Вы что, не понимаете?

Томас над старушкой не издевался. Он понимал. В «Книге всех вещей» он написал: «В среду 5 сентября 1951 года госпожа ван Амерсфорт заколдовала Попокуса».

Дело было так.

Время от времени по их улице вихрем проносился большой черный пес. Никто не знал, откуда он и где живет. Он вдруг просто появлялся. Большой, дикий и свирепый. Все дети с визгом разбегались по домам, но Попокус всегда ухитрялся догнать одного или даже двоих. И с рычанием кусал их за попу своими огромными зубами. И вдруг исчезал. Куда? Было непонятно. А недели через две появлялся опять.

Пятого сентября госпожа ван Амерсфорт, про которую все знали, что она ведьма, тащила домой тяжелую сумку с продуктами. Погода была хорошая. На улице играло много детей. Внезапно они начали визжать, потому что на их улицу прибежал Попокус, оскалив все свои зубы.

Томас помчался домой, но путь ему перегораживала госпожа ван Амерсфорт. Так что он спрятался за ней. Прямо на них бежал Попокус. Томас закрыл попу руками.

– Стой! – строго крикнула госпожа ван Амерсфорт. Свою сумку она поставила на тротуар и подняла руки вверх, так что стала казаться гораздо выше.

– Стой! – сказала она еще раз.

Попокус остановился и удивленно посмотрел на ее руки. Тут госпожа ван Амерсфорт стала что-то шептать. Это конечно же были заклинания, но Томас не мог разобрать слов.

Попокус негромко пискнул и неуверенно повел хвостом.

Руки госпожа ван Амерсфорт уже опустила, но ее губы продолжали что-то бормотать.

Сначала Попокус сел, потом лег и наконец начал кататься по земле, задрав вверх все четыре огромные лапы.

Госпожа ван Амерсфорт против этого не возражала и молча смотрела на пса с высоты.

Все это видел только Томас, потому что другие дети попрятались по домам.

– Хороший песик, – сказала госпожа ван Амерсфорт. – А теперь домой.

Попокус вскочил и, поджав хвост, убежал с их улицы.

Госпожа ван Амерсфорт взялась за свою сумку, но сумка была такая тяжелая, что она еле оторвала ее от земли.

У Томаса вдруг зашумело в ушах, и он спросил:

– Помочь вам занести сумку домой?

Он не хотел этого говорить. И сам испугался своих слов.

Госпожа ван Амерсфорт, а лучше сказать ведьма, очень серьезно посмотрела на него. Звон в ушах превратился в музыку, какой Томас никогда не слышал: там было много скрипок. Его сердце испуганно колотилось, и он всей душой надеялся, что госпожа ван Амерсфорт откажется.