Первокурсница - Виктория Ледерман Страница 3

– Привет неутомимым труженикам! – сказала я, затворяя за собой дверь. – Творческий кризис?

Кирилл оторвался от монитора и широко улыбнулся. Раньше я с разлету повисала на нем, визжа как помешанная, но года четыре назад остепенилась и теперь ограничивалась внутренним ликованием. И лишь иногда, когда мы долго не виделись, я могла позволить себе поцеловать его.

С минуту Кирилл оценивающе смотрел на меня. Потом проговорил, приподняв одну бровь:

– Дама, вы к кому?

Его умение поднимать одну бровь всегда вгоняло меня в дикий восторг, но, сколько я ни пыталась, никогда не могла сделать так же – мои брови ездили вверх-вниз только синхронно.

– Мне нужен репортер хроники происшествий господин Барс. Я его незаконная дочь. Если он не захочет меня признать, этот факт станет достоянием широких масс.

– Это провокация, дорогая моя, подрыв кристальной репутации упомянутого господина. Я прекрасно знаю его дочь. Она очаровательная длинноволосая девочка. И никаких стриженых и крашеных детей у него нет. Так что, молодая особа, возвращайтесь обратно на обложку журнала.

– И это комплимент? Довольно дохленький для тебя, – вышла я из роли. – Давай, напрягись, я подожду.

– Боюсь, не получится. Я слишком шокирован. Что это с тобой?

– Я сменила имидж!

Кирилл снова оглядел меня.

– Ну? – не выдержала я. – Как я тебе?

– Как тебе сказать… чтоб не обидеть, – тянул время мой мучитель.

– Ну говори, хватит уже. – От нетерпения я даже подпрыгнула.

– Ничего, – сказал Кирилл без тени улыбки, – не расстраивайся. Ты все равно моя дочь.

И расхохотался, увидев мою надутую физиономию:

– Да пошутил, пошутил. Тебе очень идет.

– Правда? – просияла я.

– Просто красавица. Такая взрослая, даже страшно.

– Ну спасибо.

– У меня аврал, – сообщил Кирилл. – Пожалуй, придется всю ночь сидеть.

– Сиди, – разрешила я. – Но сначала я должна с тобой поговорить.

– А завтра нельзя?

– До завтра я не доживу.

– Что с тобой такое?

– Я влюбилась! – выпалила я и выжидающе уставилась на Кирилла.

Тот усмехнулся:

– Опять?

– Ничего не опять! – бурно возмутилась я. – Теперь по-настоящему.

– Беда с тобой. И сколько времени ты его любишь? Больше недели?

– Четвертый месяц.

– Невероятно! Просто рекорд. И он, конечно, женат.

– Нет. Но он любит другую.

В комнату осторожно заглянула Настя и позвала нас ужинать.

– Ладно, – вздохнул Кирилл, поднимаясь. – На голодный желудок такую проблему не решить. Давай подкрепимся, а потом подумаем, как спасти от тебя этого несчастного молодого человека.

Первый раз я влюбилась, когда мне было пять лет. В Кирилла. Я жила тогда с мамой и папой и не знала совсем, что Кирилл – мой настоящий отец.

Хорошо помню, как он первый раз пришел к нам домой. Я смотрела «Спокойной ночи, малыши!», а папа и мама долго сидели с ним в кухне – даже забыли, что мне пора спать. Эту оплошность я использовала в угоду себе. Насмотревшись, как Хрюша рисовал кисточкой на большом листе бумаги, я решила, что тоже хочу стать настоящим художником. Я вытащила из папиного портфеля точно такой же лист, не обратив внимания, что с одной стороны он заполнен мелким шрифтом, и прикрепила этот лист пластилином прямо к обоям. Потом нашла свои акварельные краски и озадачилась, где взять воду. Ни на кухню, ни в ванную я идти не рискнула, чтобы родители не нарушили мои творческие замыслы. Поэтому я достала из серванта хрустальный фужер на ножке, набрала им воды из аквариума и принялась за дело. Листок, прикрепленный к стене, оказался мне маловат для самовыражения. Я рисовала все ниже и ниже, сначала на светлых обоях, а потом и на полу. Но вот беда: на линолеуме акварельная краска никак не хотела размазываться и собиралась в капельки. Я трудилась, стоя на коленях в зеленой луже и упорно возя ладошками по полу.

Мама, заглянувшая наконец в комнату, ахнула. Я вздрогнула и опрокинула фужер. У него тут же отвалилась ножка. Зеленая вода продолжала растекаться и впитываться в палас. Мама крикнула папе, чтобы он включал горячую воду, и бросилась за половой тряпкой. А Кирилл вошел в комнату и опустился передо мной на корточки.

Этот момент я запомнила на всю жизнь.

– Кто ты такой? – сурово спросила я его, сердясь, что взрослые все же помешали мне.

– Я Кирилл, – ответил он. – А ты кто такая?

– А я Саша, – сказала я и, оглядев его с ног до головы, сообщила: – Я вот рисую. Тебе нравится?

– Очень красиво. Ты любишь зеленый цвет?

– Да. И синий. И красный. И желтый. А у меня в субботу будет день рождения, и я буду задувать пять свечек. Папа надует много шариков, разных-разных.

– А мне в субботу будет двадцать три, – сказал Кирилл.

– И ты будешь задувать двадцать три свечки? – восхищенно поинтересовалась я, не представляя, как они все могут уместиться на торте.

– Нет, не буду, – ответил он с улыбкой.

– Это потому, что ты уже старый, – объяснила я. – Папа с мамой тоже старые, они не задувают.

– Когда я был маленьким, мне на торт тоже не ставили свечей, – сказал Кирилл.

Мне стало жаль его.

– Ты приходи, и мы вместе задуем мои, – предложила я. – А потом будем есть торт и пить лимонад. Хочешь?

– А можно? – спросил Кирилл.

– Если принесешь подарок, то можно, – великодушно разрешила я. – На дни рождения надо ходить с подарками. Не знаешь, что ли?

– А что тебе принести?

– Слона. Очень-очень большого! Мягкого и с хоботом. Папа только кукол покупает. А я хочу слона.

– Хорошо, будет тебе слон, – кивнул Кирилл. – Огромный. Выше тебя.

– Нет, таких не бывает, – недоверчиво проговорила я. – Я уже большая. Я выросла.

– Да, – согласился Кирилл, и его глаза стали грустными. – Ты выросла.

Когда мама отмыла меня от акварели и уложила в постель, я поведала ей, что у меня появился новый друг и что он придет на мой день рождения. Мама почему-то рассердилась и стала меня уверять, что он заходил лишь на минутку и больше никогда не придет. Он чужой, посторонний человек, и мне нужно его поскорей забыть. Она повторяла мне это всю неделю, но я твердила как заведенная: «Он придет, придет. Он принесет мне слона, большого-большого». Мама объясняла, что в магазинах таких слонов нет, они с папой уже искали, но я не слушала ее.

И он пришел. И принес мне огромного розового слона, чья макушка доходила мне до подбородка. Этот слон до сих пор живет на моей заправленной постели, а на ночь я переселяю его на письменный стол. Где Кирилл взял этого слона, оставалось для меня загадкой долгое время, и, лишь когда я подросла, он признался, что летал за ним в Москву на ярмарку игрушек.