Концерт для баяна с барабаном - Анна Вербовская Страница 3

— Школа в другой стороне! — покрутил у виска Витюша.

— Рука сорвалась, — объяснил Костик.

— А ну, дай я.

— Свои кидай.

— Ладно.

Витюша упаковал промокшую сандалию в мешок. Задумчиво покачал им перед собой. Внимательно посмотрел на крышу. Собрался с духом. И закрутил-завертел свою сменку, как ошалевшую от ветра мельницу. У Костика в глазах зарябило. А Витюша вдруг разжал кулак. Катапультировал сменку, как пращу.

Несколько секунд чёрный замызганный мешок парил над школьным двором, словно распластавший крылья ворон. Затаив дыхание, Костик с Витюшей наблюдали, как он взмывает всё выше и выше, поднимается до самой крыши, зависает на излёте и…

— Не-е-ет!!! — заголосил Витюша, как на похоронах. — О-о-о!!! Не-е-ет!!!

Возьми он сразу чуть левее, совсем чуть-чуть, самую малость, и свершилось бы гадание. И Витюша узнал бы всё: и про дружбу, и про вечерок, и про Костика.

Но Витюша левее не взял. А может, ветер дунул не вовремя. Сбил с курса мешок с башмачками. И теперь эти башмачки сиротливо болтались на верхушке векового дуба. Дуб надменно покачивал ветвями, царапал ими кровлю школы.

— Мать убьёт, — обречённо простонал Витюша. — Теперь уже точно. Убьёт.

И зачем-то добавил:

— Они кожаные были. Новые… почти.

Потом Витюша с Костиком дружно бегали вокруг злосчастного дуба. Толкали его. Пинали ногами. Пытались раскачать, как грушу.

Потом побежали в школу. Утащили из-под носа у тёти Маши швабру. Прокрались в кабинет биологии. Еле отодрали шпингалет. Размахивали из окна шваброй. Колошматили подобравшиеся к карнизу ветки.

Потом удирали от Елены Петровны. А заодно и от тёти Маши.

Скатились с обледеневшего школьного крыльца. Улетели в сугроб.

— Я чуть ноги не переломал, — сказал Костик, отплёвываясь от снега. — Вот смеху было бы! Без ног — какие башмаки?

— По… понаса… понасажали деревьев, — всхлипнул Витюша. — Спилить бы их все к чёртям собачьим…

Они откопали друг друга из сугроба. Отряхнулись. Подобрали два портфеля и единственный оставшийся мешок со сотенкой.

— Мать… — всё всхлипывал и тёр кулаком глаза Витюша, — мать… убьёт…

— Нет! — заскрежетал зубами Костик. — Врёшь!!!

Так просто он сдаться не мог. Друг он, в конце концов, Витюше или не ДРУГ?

Костик прищурил левый глаз, как заправский разбойник. Отвёл правую руку с зажатым в ней мешком за спину. И закрутился-завертелся, как волчок. Засвистел, закричал: «Эге-гей!»

Или «и-го-го». Какая разница? Мешок взмыл в небо. Устремился в сторону крыши. Завис в самой верхней точке. Приготовился перемахнуть через школу, приземлиться на той стороне, на спортивной площадке…

— О-о-о!!! — в ужасе заорал Витюша. — О-о-о!!!

Мешок Костика повис рядом с Витюшиным. На соседней ветке. И колыхался теперь от ветра. Шуршал там себе наверху. Издевался и как будто подмигивал.

— Убьёт! — ахнул Витюша. — Твоя мать тебя убьёт.

Надо сказать, что мама Костика особой наблюдательностью не отличалась. И меньше всего на свете её волновала Костикова сменка. И Костик прекрасно это знал. Но чтобы не расстраивать друга, кивнул:

— Ага. Закопает… живьём…

— Ух ты!

Почему-то Витюше стало легче, что не он один… что и Костика тоже… даже хуже…

— Закопает! Надо же…

Витюша обнял Костика за плечи. И они зашагали вместе домой, размахивая портфелями. Небо за домами порозовело. Почти сразу включились тусклые фонари. Пошёл мягкий, замедленный снег.

— Не расстраивайся, — сказал Витюша. — Может, не закопает…

— Может… — согласился Костик. — Только смеяться будет.

— Из-за сменки? — поразился Витюша.

— При чём тут сменка. Из-за Пушкина.

— Какого Пушкина?

— Ну который стихотворение…

— Какое стихотворение?

— Ну… это… раз в крещенский вечерок… Это же не он написал. Я только что вспомнил.

— А-а-а! А кто?

— Жуковский.

— Жуковский?! — почему-то обрадовался Витюша. — Тот самый? Который самолёт?

Про самолёты Костик ничего не знал. У него мама была библиотекарем. А папа — музыкантом. И перед сном они читали ему «Светлану» и «Евгения Онегина». А Витюша читать не любил. Он любил птиц и самолёты. И вообще собирался стать лётчиком.

Витюша расправил крылья, завёл свой пропеллер и полетел по дороге.

— Это не тот Жуковский! — крикнул ему вслед Костик. — Это, наверное, другой! Моего Василием звали! А твоего… твоего-то Жуковского как?

Но Витюша летел, не разбирая дороги. И ничего не мог услышать. Потому что пропеллер его самолёта работал на полных оборотах. И ветер свистел в ушах.

Костик постоял в нерешительности, глядя вслед Витюше. Расправил крылья. Потарахтел пропеллером. И, набирая скорость, полетел за ним.

Так они и летели. Жужжали, ревели моторами. А Костик, задыхаясь и отплёвываясь от снега, ещё и завывал что есть мочи:

— Ра-а-аз в крещенский вечеро-о-ок девушки гада-а-али…

— Гада-а-али!!! — подхватывал Витюша, круто заходя на вираж.

— За воро-о-ота башмачо-о-ок, сняв с ноги, броса-а-али… снег пололи…

— Пололи?! — заходился от хохота Витюша. — Пололи снег?! Вот дурочки! Кто ж снег полет?

— …под окном… — продолжал Костик.

— Подблюдны! Ха-ха-ха! — сгибался пополам Витюша, высоко вскинув крылья. — Подблюдны! Вот хулиганки!!!

Костик остановился. Поднял кверху лицо. Далеко вверху, в сиреневом небе, мигал огоньками самолёт. Подблюдны! И правда смешно! Костик подмигнул самолёту в ответ и полетел догонять Витюшу.

Чудесный был крещенский вечерок.

Бабушка у меня мировая. Особенно когда не ворчит.