Жмурик-проказник - Эдуард Веркин Страница 3

— Я слышала, что величина головного убора прямо пропорциональна умственным способностям.

— Чего? — спросил я. — Пропор — что?

— Пропорциональна, — повторила Тоска. — Это значит, что чем больше шляпа, тем слабее то, что под ней.

— Какое тонкое замечание, — сказал я. — Наверное, народная мудрость. А я еще одну народную мудрость знаю: волос долог — ум короток.

Доход, Радист и Гундосов дружно заржали. Тоска тряхнула своими крашеными черно-синими лохмами и стала смотреть в окно.

Правда, ее терпения хватило всего минут на двадцать. Через двадцать минут она спросила у Чугуна, знает ли он, почему ему отказали в приеме в секцию картинга? И тут же сама на этот вопрос ответила — потому что квадратных шлемов не выпускает даже промышленность развитой Японии.

Чугун назвал Тоску дурой, и они принялись по-родственному ругаться и ругались почти до самого Чертова омута. Когда между соснами заблестела вода, Чугун не выдержал и швырнул в Тоску сосновой шишкой. Шишка попала ей точно в лоб, и Тоска сразу же замолчала, пытаясь осмыслить произошедшее.

— Тишина — первый принцип выживания, — изрек Чугун.

Тоска хотела сказать что-то еще, но Чугун швырнул в нее второй шишкой, и Тоска решила, что лучше будет, если она промолчит.

Чугун вывел машину на берег, и мы увидели дом.

Дом был классный. Я хотел бы в таком жить. Построенный из огромных красноватых сосен, два этажа, небольшой ангар для бассейна, над домом мачта с флагом, как в американских фильмах. Не из дешевых дом.

— У тебя что, брат миллионер? — спросил Гундосов.

— Не, — ответил Чугун. — Не миллионер. Он изобретатель. Придумал какое-то усовершенствование для стиральной машинки, продал патент американцам и купил этот дом. Вообще-то он вечный двигатель изобретает…

— Вечный двигатель невозможен, — авторитетно заявил Радист. — Он нарушает законы физики.

— Вечный двигатель возможен, — возразил Гундосов. — Надо только…

И они принялись спорить про вечные двигатели.

Чугун молчал — дорога стала хуже, и теперь все внимание Чугун уделял управлению автомобилем.

Гундосов ловил слепней и прятал их в пластиковую банку.

Тоска, перекрывая рев мотора, завывала что-то оперное, отчего из окрестных кустов поднимались перепуганные птицы.

А я смотрел на озеро.

Чертов омут.

Говорили, что раньше на этом месте стоял языческий храм, потом земля треснула и храм провалился, а на его месте образовалось озеро.

Говорили, что сверху озеро было похоже на длинный французский батон.

Говорили, что тут водятся громадные окуни не с поперечными, а с продольными полосами.

Говорили, что тот, кто донырнет до дна Чертова омута…

Много чего говорили. Разного. Плохого больше. Слишком уж красивое и дикое было место.

Дикое.

Кроме дома брата Чугунова, на берегу озера никакого жилья больше не было, что было неудивительно — только изобретатель вечных двигателей мог жить возле Чертова омута.

Чугун тормознул напротив входа.

— Странно, — сказал он. — Брат не встречает. И дверь открыта…

Дверь действительно была открыта.

Из дома выскочил взлохмаченный барсук. Остановился, посмотрел на нас, хамски тявкнул и слинял в лес.

— Это и есть твой брат? — спросила Тоска.

— Во-первых, не мой, а наш. — Чугун выгружал из машины выживальщическое барахло. — А во-вторых, это барсук.

— Наш брат что, барсук? — продолжала Тоска. — Получается, что я барсучиха?

Гундосов прыснул.

Чугун плюнул и направился с вещами в дом.

Выживальщики тоже взяли вещи и двинулись за своим вождем. Тоска постояла-постояла и поплелась к озеру — слишком уж силен в ней был дух противоречия.

Я вошел в дом.

Внутри дом был так же крут, как снаружи. Гостиная меня вдохновила. Ничего лишнего. Голые гладкие бревна приятного белого цвета, камин, несколько плетеных кресел. В углу боксерская груша и разобранная штанга.

Гостиная переходила в большую веранду, но туда я не пошел, пошел на кухню.

Кухня. Кухня как кухня. Все, что надо, есть. Из кухни дверь в бассейн. В бассейн я решил тоже заглянуть. Никогда не был в частных бассейнах.

Бассейн меня разочаровал. Он был совершенно неухожен, в нем даже лилии какие-то завелись. Только ужей не хватало. Хотя вместо ужей в бассейне была Тоска — она пробралась туда через небольшую дверь, ведущую к озеру.

Тоска, увидев лилии, немедленно потребовала, чтобы я достал ей одну, типа, лилия — символ королевского достоинства и все такое. И поскольку ее брат меня нанял, я нахожусь на службе и должен выполнять все ее распоряжения. Я ответил, что нанят стряпать, а не по болотам лазать. Тогда Тоска достала пятьдесят рублей, скомкала их и бросила в бассейн.

Человек я не гордый, за полтинник зеленым стану. Поэтому я разделся, нырнул в бассейн и достал купюру. Вылез, стряхнул пиявок, оделся, расправил купюру и спрятал в карман.

— А лилии? — ошарашенно спросила Тоска.

— Сама ныряй в эту помойку. — Я подмигнул Тоске и отправился осматривать свою комнату.

Впрочем, комната у меня была вполне обычная, осматривать особо нечего. Надувная кровать, надувное кресло. Тумбочка. Не надувная, деревянная. Все. Минимализм.

Окно еще было. А в окно озеро видно, что хорошо.

Чугун объявил, что у нас есть два часа на последорожный отдых, затем мы все должны собраться в гостиной. Мне два часа спать не полагалось — я должен был готовить ранний ужин.

Денежки надо было все-таки отрабатывать.

После ужина мы сидели за круглым столом и смотрели на вращающуюся под потолком керосиновую лампу. Об абажур бились какие-то безмозглые мотыльки, и все это было здорово и уютно. Не хватало чаю с мятой, но мяту я собирался завтра поискать.

Мы молчали. Говорить как-то не хотелось, вечер был хороший и теплый. На озере что-то плескалось, наверное, гигантские вдольполосные окуни.

Чугун бродил по дому, пытаясь найти хоть какие-то следы своего брата. Шаги Чугуна слышались то внизу, то наверху, то еще где-то, как оказалось, в деревянных домах присутствует отличное эхо. Это эхо придавало дому средневековости и таинственности. Хотя тут таинственности и без того было хоть отбавляй — дом в глухом лесу, возле Чертова омута. И не просто дом, а дом с загадкой. Дом, хозяин которого исчез, оставив открытой дверь.

— Зря мы сюда приехали, — сказал вдруг Радист. — У меня дурное предчувствие. Я же хотел на нашей речке тренироваться…