Мила Рудик и Чаша Лунного Света - Алека Вольских Страница 31

Палочка была красновато-медного цвета, напоминающего волосы Милы. На деревянной ручке был вырезан узор: ее обвивали тонкие, закрученные канатики, причудливо переплетаясь там, где начинался ровный и гладкий ствол палочки.

Хотя не такой уж и гладкий…

Развернув палочку в руках, она заметила на стволе тонко вырезанную по дереву надпись. Вдоль палочки красивыми буквами было выведено:

«Мила Рудик».

Мила посмотрела на Ромку. Он тоже открыл свою шкатулку и вертел волшебную палочку в руках. Она была коричневатого цвета с простой, похожей на катушку без ниток, ручкой. А надпись на его палочке гласила, что она принадлежит Роману Лапшину.

— Смотри, тут что-то написано, — сказал Ромка, показывая на свою шкатулку, и доложил: — У меня палочка длиной шесть вершков и сделана из дуба.

Теперь и Мила обратила внимание, что к внутренней стороне крышки была прикреплена позолоченная бирка с выдавленной надписью:

«Мастер — Острихий Филигранус, ручная работа.

Длина — 1 фут, древесина — секвойя.

Именная, владелец — Мила Рудик».

Ниже стояла дата — 31 августа. Значит, эта палочка была готова сегодня.

— А у меня один фут, — сказала Мила.

— Ого! — завистливо заглядываясь на ее бирку, чтобы проверить, воскликнул Ромка. — Целый фут! Вот это да!

— А у меня десять дюймов, — сказала Белка, протягивая в доказательство открытую шкатулку.

Она заглянула в Ромкину шкатулку.

— А почему у тебя написано «Для пользования левой рукой»? Ты что, левша?

— Ну да, — кивнул Ромка. — Правда, мама поначалу пыталась меня переучивать. Но тогда еще был жив мой прадед, и он велел, чтоб она выбросила из головы свои дурацкие затеи и оставила меня в покое. А мне он по секрету сказал, что в левой руке моя сила. А если надумаю стать как все, то многое потеряю. Но я и не собираюсь становиться как все. Тем более, что мой прадед никогда зря ничего не говорил. И еще я где-то вычитал, что большинство гениев были левшами.

Белка любовно посмотрела на свою палочку.

— По цвету похожа на миндальный орех. Я люблю миндаль, а вы?

— Нет ничего лучше жареного на вертеле цыпленка с хрустящей корочкой, — с видом знатока заявил Ромка, захлопывая свою шкатулку.

— Соберите, пожалуйста, свои новые вещи, — раздался звонкий голос в гостиной и, обернувшись, Мила увидела Альбину. Профессор Ледович окинула взглядом своих студентов. — Если меня не обманывает мой слух, то самое время ужинать. Прошу всех в столовую…

В эту ночь Мила очень старалась уснуть. В последние несколько дней она уже в третий раз ночевала на новом месте, но, как это ни странно, и в доме Акулины, и в «Перевернутой ступе», и в Львином зеве ей было намного уютнее, чем в доме ее родной бабушки. Правда, сейчас она думала не о прошлых днях. Ей очень хотелось, чтобы как можно скорее наступило завтра. В какой-то момент ей показалось, что этого всего не происходит, и, если она крепко зажмурит глаза, то, открыв их, поймет, что она, как и прежде, на своем чердаке, и не существует никаких соседок по комнате, Ромки в соседней башне Львиного зева, ни самого Львиного зева, ни даже Троллинбурга. Она так и сделала: крепко-крепко сжала веки, а потом осторожно приоткрыла глаза…

На соседней кровати сопела Белка и при лунном свете Мила видела, что из-под подушки у нее выглядывает подаренный Фреди футляр для волшебной палочки. А оконные витражи у изголовья ее кровати изображали вооруженных мечами красно-синих львов.

Мила блаженно вздохнула, улыбнулась и снова закрыла глаза, уверенная, что, когда она их откроет, все это никуда не исчезнет.

Утром Мила проснулась первой. Наверное, потому, решила она, что никто в эти дни не волновался так сильно и так чутко не переживал нечто совершенно новое в своей жизни, как она — Мила Рудик — девочка, которая привыкла смотреть со стороны на то, как интересно и весело живут другие, и не принимать участия в этой жизни.

Мила тихонько встала с кровати, стараясь никого не разбудить. Ей очень хотелось несколько минут побыть одной в этой утренней тишине первого осеннего дня, и она была рада, что четверо ее соседок по комнате тихо спят под своими одеялами. Она подошла к окну с широким низким подоконником и забралась на него с ногами. Стоя на коленях, она приникла к витражному стеклу и посмотрела на улицу. Ей хорошо было видно вытянувшуюся выше облаков гору Менгира и голову каменного тролля, как будто выныривающую из волн городских тополей. Думгротский холм, который по ее расчетам должен был находиться чуть правее, скрывала самая высокая, крайняя башня Львиного зева. Мила даже видела два вертикальных ряда окон. Какое-то из них принадлежало комнате, в которой поселился Ромка.

Мила гадала, проснулся ли уже кто-нибудь в комнате мальчишек, как вдруг уловила краем глаза движение в воздухе: что-то вынырнуло со стороны черепичной крыши крайней башни. Но вот это «что-то» пролетело прямо перед ней, чуть выше. Это была колдунья в ступе. Ее волосы были перехвачены серым платком, завязанным сзади под густой копной волос. А следом за ступой летели в воздухе три тележки. Первая была прикреплена большим металлическим крюком к ступе, а другие — по цепочке друг к другу. Каждая тележка везла по одному огромному, никак не меньше пуда, зеленому арбузу с узорными полосами на боках и толстыми, закрученными в колечки, усиками.

В этот момент кто-то из соседок пошевелился, и Мила поспешила слезть с подоконника. А вереница арбузов тем временем пронеслась дальше.

Оказалось, что далеко не одна она так нервничает и волнуется в первый учебный день. Например, Белка за завтраком не смогла ничего съесть, как ни пытались ее накормить Берти и Фреди, сидящие по обе стороны от нее. Фреди делал это с заботой, а Берти, вне всякого сомнения, форменным образом издевался. Говорливый Мишка Мокронос тоже мало что донес до рта, потому что все время спрашивал о чем-нибудь или выдвигал предположения по поводу того, каким окажется Думгрот изнутри. После завтрака пришел Горангель — куратор первокурсников-меченосцев, который должен был отвести их в замок.

И вот наконец-то, затаив дыхание, они подошли к Думгротскому холму.

Задрав головы, с открытыми ртами они входили в замок. Впервые они оказались внутри, и едва ли кто-нибудь из них удосуживался в такую минуту смотреть себе под ноги. Следуя за своим куратором, они миновали вестибюль, потом прошли по длинному коридору с высоким потолком и красивыми, яркими фонарями вдоль стен и остановились в холле, где повсюду на стенах висели доски с объявлениями и большие, в натуральную величину, портреты преподавателей, изображенных в совершенно невероятных костюмах даже для Троллинбурга. Мила тут же узнала профессора Корешка, который на картине дирижировал палочкой, управляя не меньше, чем десятью котлами, в которых что-то булькало и лопалось. На голове у него почему-то восседал красный петух.