Полцарства за принцессу - Мартин Райтер Страница 36

— А все-таки, — перебил Бурунькис рассказчицу вызывающим тоном, — почему ты оказалась в Великой Урунгальдии?

— Но ведь я уже говорила — мы не сошлись с отцом в вопросах управления государством. Поссорившись с ним, я отправилась в Великую Урунгальдию к королю Берлидику, брату моего отца… — Принцесса снова покраснела.

Ври больше! — возмущенно крикнул Бурунькис. — Всем известно, какое «управление государством» у тебя в голове. Ты подло влюбилась в какого-то негодяя!

Ого, ты глянь, как много интересного я пропустил, — вступил в разговор Капунькис, поудобней устраиваясь на полу и с горящими от любопытства глазами заглядывая в рот братцу. — И кого ж Альбинка полюбила?

— Да в том-то и дело, что никто не знает! — в сердцах выкрикнул Бурунькис. — Она это подло утаивает. Она знает — любой, даже я, с радостью придушил бы подлеца. Нет ведь, чтоб влюбиться в кого-нибудь достойного… хотя бы вот в Генриха!

Принцесса Альбина внезапно вскинула голову и бросила на глюма такой гневный взгляд, что он испуганно замолчал. Генриху стало неловко за слова своего друга, и мальчик принялся сосредоточенно разглядывать мозаичный пол.

В Великой Урунгальдии приняли меня хорошо, — продолжила принцесса. — Король Берлидик поддержал мое решение не выходить замуж за принца Дуралея. Он сказал, что тотчас объявляет войну Ливантии за непозволительную навязчивость ее правителей. Я еле отговорила его. Тогда Берлидик написал моему отцу письмо с просьбой не гневаться и простить меня и заодно описал принца Дуралея, да так правдиво и метко, что, когда он зачитал мне это письмо вслух, я грохнулась от смеха со стула.

Ненавижу тебя, — буркнул глюм… — Из-за тебя все эти неприятности и начались…

Бурунькис, — Альбина прервала свой рассказ, — ты замечательный человечек и настоящий друг. Но ты напрасно злишься на меня. Я совершенно не виновата в том, что случилось. Или уж если говорить честно и откровенно, то не считаю себя виноватой. Поверь, если я и полюбила кого-то, так, значит, достойнее этого человека нет на всем белом свете, ни в Малом, ни в Большом Мидгарде! И полюбила я его на всю жизнь. Ничто не заставит меня предать его или выйти замуж за другого. Даже желание всех королей, вместе взятых!

У Генриха от слов принцессы вдруг так защемило в груди, что он подумал: «Сейчас умру!» Ему стало очень печально и одиноко, на глаза его навернулись слезы. Генрих не мог понять, что происходит, но был уверен в одном — того, кого так горячо любит принцесса, он ненавидит лютой ненавистью. Ненавидит так, что изрубил бы мечом на мелкие кусочки. И никакая стража не спасла бы того человека. Никакое колдовство.

Генрих глянул на Альбину и вдруг подумал, что ненавидит ее тоже. Ничего плохого девочка ему не сделала, но сердце Генриха готово было разорваться от злости. Не сказав никому ни слова, оставив на диване свой шлем, мальчик вышел из комнаты и принялся в одиночестве блуждать по пустым коридорам дворца. У Генриха даже возникла позорная мысль пронзить свое бедное сердце мечом. Вот бы посмотрел он тогда, умирая, как раскаялась бы противная девчонка в том, что кого-то любит. Вот обрадовался бы он, видя слезы в ее упрямых глазах!

Генрих сам того не заметил, как вышел во двор замка, потом из замка в город, а потом и вовсе вон из города — в лес. «Теперь я никому не нужен, — думал он. — Принцессу я спас, теперь она спокойно может выйти замуж за кого пожелает. И чего это я так расстроился? Можно подумать, что я сказочный принц или барон. С какой это стати самоуверенной принцесске печалиться обо мне? Даже если я сейчас и умру, никого — кроме Бурунькиса и Капунькиса — это не тронет. Все будут радоваться изгнанию Розового Облака и тому, что злой колдун Безевихт проглочен креслом Героя. Принцесса будет танцевать со знатными господами, радостно смеяться и пить что-нибудь вроде лимонада. Оно и понятно: когда опасность уходит, герою нет места в обыденной жизни — он становится лишним».

Все дальше и дальше уходил Генрих в лес. Он давно сбился с дороги, но это нисколько не беспокоило мальчика — жизнь казалась законченной, пустой, глупой и безнадежной. Когда стемнело настолько, что невозможно было различить пальцы на собственной руке, Генрих упал на землю.

«Ну что ж, — решил он. — 'Пролежу эту ночь на сырой земле, утром заболею и умру. А может, на меня, спящего, нападут ужасные звери и разорвут на куски. Так будет лучите для всех».

Но никакие дикие звери Генриха не разорвали. Утром он проснулся выспавшимся и бодрым. Доспехи заботливо согревали его всю ночь, защищали от сырости — мальчик чувствовал себя так, будто провел ночь на пуховой перине.

Радостно светило солнце, и пестрая бабочка уселась прямо на нос Генриха. Генрих шевельнулся — бабочка упорхнула.

«А где мой шлем? Ах да, я ведь оставил его в замке, — додумал мальчик, поднимаясь с земли. — Что за глупые мысли лезли вчера мне в голову!»

Ему было очень стыдно, что он сбежал из замка от друзей. Ведь злой колдун побежден, и сейчас, наверное, все разыскивают Генриха и переживают из-за его исчезновения.

Вчера мальчику казалось, что он отошел от Аль-зарии очень далеко, но сегодня, оглядевшись, Генрих заметил над верхушками деревьев башни и купола столицы Берилингии. По словам Бурунькиса, раньше все это сверкало золотом. Но сейчас, когда плотное Розовое Облако исчезло, мальчик увидел темные, ободранные крыши. Генрих направился к городу, размышляя по пути о том, как лучше всего ему поступить. В романах рыцари обычно клялись женам королей или другим благородным дамам в любви и навсегда уезжали от своих возлюбленных, храня любовь к ним в своем сердце. Можно было так же отказаться от любви к Альбине и полюбить кого-нибудь еще. Кого, Генрих не знал, но первый вариант в любом случае нравился ему больше. В конце концов, нынешний любимец принцессы может погибнуть в схватке с чудовищами или попросту оказаться негодяем, и тогда, быть может, Альбина обратит внимание на Генриха. А до тех пор Генрих будет ее тайно любить и попросит Бурунькиса с Ка-пунькисом раздобыть миниатюрный портрет принцессы. Этот портрет он вложит в медальон и будет всегда носить на груди.

С такими мыслями Генрих вошел в город.

В Альзарии все праздновали победу над проклятым колдуном. На каждом перекрестке стояли виселицы, а на них болтались розовые доспехи — все, что осталось от некогда ужасных рыцарей Безевих-та. Детвора бросала в них камни, а взрослые, проходя мимо, презрительно плевали. На улицы из королевских подвалов выкатили огромные бочки с вином и пивом. В этот праздничный день всем наливали даром и сколько душа пожелает, поэтому в городе было много пьяных. Повсюду виднелись белые с голубым стяги королевской фамилии и красные с черным знамена барона Хильдебранта. Какое отношение к изгнанию Розового Облака имел барон, Генрих не понимал. В празднующей толпе шныряли разодетые в цвета барона подозрительные личности и то и дело выкрикивали:

Слава барону Хильдебранту — победителю ужасных розовых рыцарей! Слава спасителю! Слава будущему королю Берилингии!