Макс - Джеймс Паттерсон Страница 4

— Огромное спасибо, Джеф, — обрезает его Стив с улыбочкой. Джеф выпрямляется, пятится задом и тихо закрывает за собой дверь. Мы набрасываемся на миниатюрную снедь, а Стив снова поворачивается к нам с таким энтузиазмом, что меня разбирает любопытство, сколько же он выпил сегодня с утра чашек кофе?

— Ну что, ребятки, хотите стать звездами мировой величины?

— Зачем же звездами? Нам этого не надо! — Я чуть не подавилась крошками.

Как ни странно, но мое заявление совершенно сбило их с панталыку.

Шэрон, Стив и двое других агентов обалдело на нас уставились.

Первым пришел в себя Стив.

— Тогда что, моделями хотите? — Он явно заметил, что все мы не по возрасту длинные и тощие.

Я фыркнула, чуть не пустив из носа фонтан спрайта:

— Ага, чтоб во всех журналах писали, что «крылья в нынешнем сезоне носят широко распахнутыми», с непременной рекомендацией на вечеринки и дискотеки окрашивать основные перья в яркие розовые и зеленые цвета. Так вы это себе представляете? Не думаю, что мы в модели годимся.

Краем глаза замечаю у Надж на лице разочарованную мину.

— Может, тогда в актеры? В театр или кино? — предлагает Шэрон.

Тотал мгновенно выпятил грудь, спешно дожевывая кальмара. Кстати, посмотрите в словаре значение слова «кальмар». По-итальянски «кальмар» означает «круглая резинка».

— Нет, и в актеры не надо. — На мой взгляд, это собеседование заходит в тупик. Надо быстро дожевывать принесенную снедь.

— Макс! — Я хоть и запретила Стиву звать меня Макс, но как, интересно знать, он еще может ко мне обращаться? Никакого другого имени для меня он не знает. — Макс, зачем вы так дешево себя продаете? Вам все двери открыты. Вы можете, фигурально выражаясь, любых высот достичь. Вам с легкостью полнометражный фильм дадут, хоть приключенческий, хоть про любовь. Компьютерную игру про вас сочиним. Половина населения Америки вырядится в футболки с вашими фотографиями. Только скажите, что вам надо, — я все устрою.

— Меня, пожалуйста, в компьютерную игру, — заявляет Газзи с полным ртом, набитым целой горстью бутербродиков.

— Согласен! — Игги лихо хлопает его по плечу. — Компьютерная игра — это клево!

Стив улыбается. Он, похоже, наконец расслабился:

— Прекрасненько. Я не всех вас по именам запомнил. Тебя, милочка, как зовут? — тыкнул он пальцем в Ангела.

— Изабелла фон Франкенштейн-Ротшильд, — отвечает Ангел, рассеянно ковыряя в зубах. У нее недавно выпал передний молочный зуб, и ее усмешка сияет здоровенной дырой.

— А ты свои туфли на и-бее [4]купила. — Она кивает на офигенные туфли Шэрон, у которой глаза округляются от ужаса. — Но я с тобой совершенно согласна. Не может честная девушка в бутиках шиковать, если этот сквалыга Стив жалкие копейки платит, а прикид на работу на миллион требует.

Вот вам, пожалуйста, в действии Ангельское умение мысли читать. Молодец девчонка!

На минуту в офисе воцарилось гробовое молчание. Шэрон до ушей залилась краской и смотрит куда угодно, только не на Стива. Один из агентов нервно кашлянул.

— А… ммм… как насчет тебя, сынок? — Стив бодро повернулся к Газзи, который, видимо, представляется ему более надежным собеседником. — Ты, значит, хочешь стать героем компьютерной игры? Тебя как зовут?

Газ охотно ему кивает, и я мысленно обещаю себе наподдать ему потом хорошенько.

— Меня зовут Шаркалатор.

— Шаркалатор? — растерянно повторяет Стив. Энтузиазма в его голосе заметно поубавилось.

Что тут поделаешь, такой уж мы производим эффект на взрослых. И даже на наших сверстников, только нормальных ребят. Да чего там говорить, кто с нами ни столкнется, у всех челюсти отвисают. А все потому, что нас выживать создали, а не для того, чтобы душой компании быть.

— А я Корица, — объявляет Надж, облизывая пальцы, — Корица-Специя Ля Февер. Эти ваши креветки — настоящая вкуснятина.

Стив, похоже, начинает впадать в депресняк.

— А меня прозвали Белым Рыцарем, — вступает Игги, искусно нашаривая чуткими пальцами остатки бутербродов.

— Правда? Как интересно! — Шэрон пытается спасти ситуацию. — Это почему же?

Игги поворачивается к ней и проводит руками по своей белокурой голове и бледному лицу:

— Потому что никакой дурак не назовет меня Черным Рыцарем.

Клык молча сидит так неподвижно, что практически исчез на фоне модернового дивана. За четыре минуты он выпил четыре бутылки колы и уверенно уничтожает поджаристые тосты со стоящей перед ним тарелки. Почувствовав, что все взгляды устремились на него, он поднимает глаза с таким выражением, что у меня по спине побежали мурашки.

Никто лучше Клыка не может нацепить на себя устрашающую маску, мрачную, непроницаемую и спокойно-вызывающую. Я-то знаю, что это — только маска. Я знаю его лицо, когда он смотрит на лежащую у него на руках Ангела. Или когда спит, или когда вплотную приближает его к моим глазам… Знаю, каким оно сияет тогда глубоким и мягким светом.

Но Стив видит только грозную маску. Я часто-часто моргаю и залпом допиваю свой спрайт, а Клык вздыхает и вытирает руки о черные джинсы. Обводит глазами комнату, четырех агентов, стаю, от души потешающуюся над происходящим, Тотала, лакающего фанту из миски, стоящей у меня на коленях. Меня, напряженно сидящую на краешке стула.

— Меня зовут Клык, — чеканит он каждый слог и поднимается с дивана. — Пойду-ка я отсюда. А то у меня что-то кулаки чешутся…

Он подходит к раздвижным дверям на балкон, повисший на высоте двадцать второго этажа.

Я махнула стае и дважды похлопала Игги по руке. Он тоже встает и идет на чуть слышный звук шагов Клыка, ловко лавируя между столиками и горшками с пальмами и фикусами.

Клык открывает двери — на балконе ветрено — и подставляет лицо солнцу. Я поторапливаю стаю к выходу, поворачиваюсь и лениво машу рукой голливудским шишкам:

— Спасибо за гостеприимство. — Балансирую на перилах, дожидаясь, пока наши, развернув, как паруса, крылья, один за другим взмоют в воздух. — Нам от вас ничего не надо.

Наконец и я бросаюсь в открытое небо, с наслаждением чувствуя, как ветер ласкает мне волосы и оперение, подхватывает меня в свои объятия, а крылья с каждым взмахом поднимают меня на двенадцать футов.

Нет, не созданы мы для циркачества в современной индустрии развлечений.

Но это всем и так прекрасно известно.

— Я тебя спрашиваю, конец света, что ли, наступит, если мы один-единственный раз на «Шоу Опры Уинфри» [5]сходим? — Надж грозно скрестила на груди руки и в упор смотрит на меня исподлобья. Поскольку Надж нежнейшая и мягчайшая из всех известных мне рекомбинантных форм жизни, дело пахнет керосином.