Воскресный ребенок - Гудрун Мебс Страница 4

– У жирафа шея слишком длинная, его шкура в комнату не влезет!

Андреа не может не признать, что я права, но сдаваться не собирается. Шею, говорит она, можно сложить складочками. Но я не хочу. Шея в складочку – на что это будет похоже?! Не знаю, почему Андреа против белых медведей – они такие милые, толстые и пушистые. Мы спорим и спорим, но тут звучит гонг, пора на ужин. Надо ещё успеть помыть руки. Андреа вскакивает, выбегает из комнаты и на ходу бросает мне:

– Жираф всё равно лучше!

– Белый медведь лучше! – кричу я ей вслед. – Чья это квартира, моя или твоя?

Иду мыть руки и ужинать. После ужина нам можно ещё немножко поиграть, а потом – на боковую, как говорит сестра Линда. Попозже она зайдёт к нам, чтобы пожелать спокойной ночи, а если повезёт, почитает вслух какую-нибудь книжку. Но везёт нам нечасто. Сестра Линда хорошая, но, как она сама говорит, «абсолютно перегруженная». Вот поэтому так редко нам читает. Но сегодня мне не очень-то и хочется, лучше поскорее залезть в кровать, прижать к себе Зайчика и немножко подумать. Про суперквартиру и про воскресную маму… Наверное, быстро заснуть мне не удастся. Сегодня столько всего произошло… Хотя, если подумать, на самом-то деле ещё ничего не произошло. Это только будет происходить. Каждое воскресенье. Теперь – каждое воскресенье… У меня щекотно в животе, очень щекотно! Поскорей бы уж оно настало! Ждать ещё целых шесть дней: понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, суббота. Это же вечность! Я точно не выдержу. Но выдержать надо! До воскресенья она не придёт, это ясно. Но потом! А что мне тогда надеть? Что-нибудь красивое и что-нибудь новое, потому что следующее воскресенье – это тоже что-то совершенно новое.

Но нового у меня ничего нет. Здесь нам почти никогда не выдают новых вещей. Только ношеные вещи старших, из которых они уже выросли.

Из моей одежды мне мало что нравится. Очень хочется свитер с блёстками и новые джинсы, такие, чтоб наконец подошли по размеру. А то мои всё время сползают и их приходится подворачивать. Не джинсы, а кошмар.

А может, воскресная мама мне что-нибудь подарит? Если я её попрошу? Но я, конечно, не решусь. Уже сейчас знаю, что не решусь. Это, наверное, очень невежливо – вот так сразу захотеть свитер и новые джинсы!

А может, к Рождеству? На Рождество можно желать всё, что угодно, только получишь не всё, это понятно. Но у воскресной мамы денег наверняка много, она богатая и может покупать всё, что захочет.

Однажды сестра Линда читала нам одну книжку, там было написано: «И жили они поживали, как сыр в масле катались». Я думаю, вот так живёт моя воскресная мама!

И теперь я знаю – я самый настоящий воскресный ребёнок! Теперь по воскресеньям я буду счастливей всех на свете!

* * *

Сегодня воскресенье! Сегодня меня заберут!

Я проснулась рано, гораздо раньше обычного. Сразу встала и побежала в душевую. Там никого ещё не было, и я мылась долго, чтобы от меня не пахло, и волосы расчёсывала долго-долго, хотя моим волосам это не помогает. Они как были тонкие, словно травинки, так и остались. И висят висюльками.

Про травинки – это Андреа сказала. Она часто говорит всякие гадости, но насчёт моих волос она, к сожалению, права. Но хотя бы щёки у меня раскраснелись от холодной воды. Потом я быстро проскользнула в нашу комнату. Андреа ещё спала, и на этот раз я была рада, что она спит наверху. Оттуда ей не видно, как я потихоньку беру её новую блузку.

Но я беру её не насовсем, только на сегодня! Просить духу не хватит, потому что Андреа другим всё равно ничего не одалживает. Только если её умоляют, а я так делать не люблю. В общем, я быстро схватила блузку и помчалась обратно в душевую. К счастью, там всё ещё никого не было. Я быстро надела блузку. Она оказалась немного широковата, ведь Андреа намного толще меня, но хотя бы новая. Блузка, а не Андреа. Поверх неё я быстро натянула кофту и застегнулась сверху донизу. Чтобы за завтраком Андреа не увидела свою блузку на мне. Иначе такое начнётся!

На завтрак идти не хотелось, и не только из-за блузки и Андреа, а потому что аппетита совсем не было. Желудок как будто склеился. Хотя по воскресеньям нам дают круассаны, а не одну овсянку. И ещё кукурузные хлопья. Но если и вправду есть совсем не хочется!

Пойти всё равно пришлось – за мной зашла сестра Линда. Что касается завтрака, тут она очень строгая. Потому что утром в живот обязательно должно что-то попасть, так она говорит, и возражать нет смысла.

Обычно я, конечно, завтракаю, но только не сегодня! Я пододвинула свой круассан и кукурузные хлопья Андреа. Так я никогда не делаю, но сегодня…

Блузку-то я позаимствовала…

Я быстро допила своё какао и ушла. В коридоре меня перехватила сестра Франциска. Я подумала, она будет ругаться, что я слишком рано вышла из-за стола – у нас это не разрешается. Но ругаться она не стала. Оглядела меня со всех сторон, одёрнула на мне кофту и пригладила волосы. Вообще-то их не надо приглаживать, они и сами по себе гладкие. Потом сестра Франциска сказала:

– Смотри у меня, веди себя сегодня хорошо! Будь вежливой, как тебя учили, не забывай про хорошие манеры. Не позорь нас, слышишь?

Я отвечала: «Да, да» – а что ещё было сказать? Потом она спросила, есть ли у меня чистый платок, и его, конечно, не было – разве же про такое упомнишь… И тогда она дала мне свой. Очень мило с её стороны.

Иногда сестра Франциска бывает очень милой и доброй. Носовые платки у неё гораздо тоньше наших, они белые-белые, а в уголке вышиты красные цветочки. Мне это нравится. Но тут она стала меня наставлять, чтобы я платок не потеряла. Вот всегда так: только сделала доброе дело – и тут же снова принимается воспитывать. Я, как полагается, сказала спасибо за носовой платок, а потом села в холле и принялась ждать.

Так я и сижу здесь до сих пор. Остальные ребята давно разошлись. Ну и толкотня тут была! До сих пор я про это и знать не знала, потому что по воскресеньям старалась забиться куда подальше, лишь бы не видеть, как их всех разбирают воскресные родители. Но сегодня я всё узнала и всё-всё увидела. Все пришли как будто разом! Дверь непрерывно открывалась-закрывалась и хлопала, родители входили, дети бежали по лестнице вниз, искали свои пальто, их целовали-обнимали. Вокруг стоял дикий ор, все болтали, верещали и восклицали одновременно, у меня чуть уши не заложило. А посреди этой суматохи стояла сестра Франциска и раздавала добрые советы – и всё было как на школьном дворе во время большой перемены.

А потом вдруг все ушли…

В холле пусто и тихо. Только дурачок Карли слоняется вокруг, втягивая сопли и пуская слюни. Его-то никто не забирает. Я бы тоже его брать не стала, дурачка такого. Но меня-то, меня сегодня заберут!

Только где же она, моя воскресная мама? Часы в холле показывают уже четверть десятого. Детей забирают в девять, так положено. В девять – или вообще не забирают! Мне потихоньку становится страшно. А что, если она так и не придёт? Если она про всё забыла, эта воскресная мама? Или передумала и теперь не хочет никакого ребёнка? Но тогда сестра Франциска обязательно сказала бы мне об этом, она бы ни за что не забыла. Сестра Франциска не такая. Она очень ответственная, она сама так говорит и того же требует от нас. А может, воскресная мама потихоньку заглянула в стеклянную дверь, увидела, как я тут сижу одна-одинёшенька, и подумала: «Так вот какой он, мой воскресный ребёнок». А потом испугалась и решила: «Ох, нет, такую девочку я не хочу».