Календарь ма(й)я - Виктория Ледерман Страница 4

— А зачем? Зачем мне привыкать, если мы через месяц отсюда уедем? — с горечью проговорил Глеб.

Отец не ответил. Он обеими руками пригладил свои короткие волосы, взял флакон туалетной воды и пару раз брызнул на шею. Глеб мрачно наблюдал за ним, скрестив руки на груди.

— Ну все, я пошел. Вернусь поздно. Отбой в двадцать три ноль-ноль. Вопросы есть? — не дожидаясь ответной реплики, отец открыл входную дверь.

— Сдай меня лучше в детдом! — вслед ему бросил Глеб. — Что так, что эдак — все равно без семьи.

Отец замер на пороге, и когда обернулся, его глаза были холодными и колючими. Он наклонился к сыну и с плохо скрытой яростью произнес:

— А ты не знаешь, кто в этом виноват? Кто все уничтожил своими собственными руками?

Отец резко выпрямился и вышел из квартиры. Глеб саданул дверью так, что гул пошел по всему подъезду. Потом вернулся в комнату и ногой перевернул стол, на котором собирал большой пазл. Пестрые картонные кусочки посыпались на пол, как разноцветное праздничное конфетти.

Дед улыбался широко и открыто. Юрасик смотрел в экран монитора, на это лицо, родное до боли, и не мог оторваться от фотографии. Как привыкнуть к мысли, что в квартире больше не раздастся жужжание дедовой электробритвы, не донесется сквозь сон аромат только что сваренного кофе? Как быть с их ночными посиделками, когда дед с огромным рюкзаком вваливался в коридор после очередной длительной экспедиции и до утра рассказывал внуку о далеких странах и древних цивилизациях? Как обойтись без дружеских шахматных турниров, без веселых игр, без поездок к морю и ночевок в палатке на диких пляжах?..

— Юрасик, — позвала бабушка, заглядывая в комнату. — Папа с мамой пришли. Пойдем ужинать.

— Нет, бабуль, — отозвался он, поспешно убирая с монитора фотографию деда. — Я здесь поем. Принеси, пожалуйста, сюда.

Бабушка подошла к нему и заглянула в экран. Там белел вордовский лист с мелким текстом.

— Реферат по географии пишу, на завтра, — зачем-то пояснил Юрасик. Бабушка вздохнула:

— Знаю я, какой реферат ты пишешь. Опять фотографии смотрел. Ну что ты себя изводишь?

— Дед умер из-за меня, — едва слышно прошептал Юрасик. Бабушка ахнула от неожиданности:

— Да ты что?! Что ты придумываешь?!

— Был бы я был дома в тот момент, я бы ему помог! Я вызвал бы скорую, и его бы спасли! А меня не было, потому что я ушел на этот дурацкий турнир!

— Юра! Перестань! Откуда ты мог знать?

— Я должен был уйти в шесть, а турнир перенесли, и я ушел раньше… Бабуль! Дед умирал один в квартире, а я в это время играл в шахматы!

— Но ведь и меня не было дома. И папы с мамой. Значит, мы тоже виноваты, что в это время были на даче. Почему ты берешь вину на себя? Если бы знать, что и когда случится…

— Я больше не буду играть в шахматы, — глухо сказал Юрасик.

— Не будешь играть в шахматы, не будешь ужинать с нами. Что еще не будешь делать? — спросила бабушка и погладила его по жестким волосам. — Ты бы выключил компьютер, дружочек… Сходил бы в парк, в кино с приятелями…

— Нет у меня приятелей, ты же знаешь, — отозвался Юрасик.

— А ты подружись. Нельзя все время одному быть.

— Никто не хочет со мной дружить. Я толстый.

— Юра! Во-первых, не толстый, а полный. Во-вторых, и я полная, и папа твой тоже полный. Но у меня очень много приятельниц, а папа — тот вообще душа компании. Так что дело не в фигуре, а в характере. Может быть, ты сам сторонишься одноклассников?

— Бабуль! Я даже списывать им даю, подсказываю на уроке. Они списывают, а дружить не хотят. И обзывают меня по-всякому. А еще у нас в классе есть очень высокая девочка, ну та, из многодетной семьи, у которой папа в тюрьме. Так вот, с ней тоже не хотят дружить. И дразнят ее.

Бабушка вздохнула, погладила внука по голове и вышла из комнаты.

— Не понимаешь… — прошептал Юрасик, когда за ней закрылась дверь. — А вот дед меня всегда понимал.

И он снова развернул фото деда на весь экран.

В квартире чем-то подозрительно пахло. Словно что-то сожгли, но уже успели проветрить. Лена бросила у порога ведро с тряпкой и, споткнувшись об него же, помчалась на кухню, встревоженно крича:

— Эй, мелкота! Что у вас сгорело?!

Навстречу ей выскочил шестилетний Вова:

— Лена! Ты вернулась? Как все прошло?

Он каждый вечер спрашивал, как все прошло. Как будто мытье подъездов в соседнем доме могло пройти как-то иначе, чем в предыдущий раз…

Стол, пол и плита в кухне были усеяны мелкими сахарными песчинками.

— Вы что, съели весь сахар? — всплеснула руками Лена. — Как вообще можно было съесть килограмм сахара?

— Да не съели мы, — признался старший, одиннадцатилетний Андрейка. — Просто просыпали.

— Ага, а потом собрали и стали варить, чтоб не выкидывать, — добавил Вова, отойдя от сестры на безопасное расстояние. — Ведь если сварить, все микробы погибнут.

— Только они не уследили, и все сгорело, — закончил первоклассник Саша.

Лена оглядела заляпанную кухню, тяжело вздохнула и направилась в комнату к младшей Анютке: из-за ветрянки она не пошла сегодня в детский сад.

Больная весело скакала по маминой скомканной постели. Радостная мордаха в зеленых пятнышках блестела от чего-то сладкого и липкого, из плотно зажатого кулачка стекал на постельное белье какой-то сок. Повсюду валялись банановая и мандариновая кожура, яркие конфетные фантики и скорлупа грецких орехов. На пододеяльнике виднелись безобразные зеленые пятна.

— Две мясных котлеты гриль, специальный соус, сыр… Вот что я люблю!

— Анютка! Что это такое? — воскликнула обомлевшая Лена. Два часа назад, когда она уходила мыть подъезды, дома было чисто, тихо и спокойно. — Андрейка! Зачем вы брали зеленку?

— Вон ее мазать! — брат кивнул на прыгающую девчонку.

— Ее не надо мазать! Я ее мазала утром.

— Она сказала, что у нее все чешется и надо помазать снова!

— Дорогой порошок! У бактерий больше нет шансов! — выкрикивала Анютка.

— Кстати, — опомнилась Лена. — Откуда все это? Фрукты, орехи, конфеты?

— Ты же нам не покупаешь ничего, — насупившись, пробубнил Саша. — A нам нужны витамины. И эта, как ее… глюкоза.

— Я им говорил, — поспешил сказать Андрейка. — А они все равно ели.