Дина. Чудесный дар - Лене Каабербол Страница 4

– Вот уж чего не желала бы!

– Дитя… Да, это тяжко, а ты столь рано пробудилась… Мне бы хотелось ради тебя самой, чтоб это случилось чуть позднее. Но потребность в нашем даре есть, и потому я не могу искренне печалиться, что и ты наделена им.

– А мне тоже не печалиться, что у меня никогда не будет друзей? И ни один самый обычный человек не сможет заглянуть мне в глаза? – Она притянула меня к себе и легонько покачала взад-вперед, взад-вперед.

– Это не потому, что они не могут. Они просто не хотят. Ведь ты можешь заставить их вспомнить все то, что они вообще хотели бы забыть. Все то, чего они совестятся. – Она убрала с моей щеки прядь волос, слипшихся от сыворотки. – Надо лишь запастись терпением. Рано или поздно ты встретишь того, кто осмелится посмотреть тебе в глаза. И тогда ты одержишь великую победу. Потому что тот, кто смеет открыто заглянуть в глаза Пробуждающей Совесть, – человек совершенно особый, это самый лучший друг, какой тебе когда-либо встретится.

– Пожалуй, это не Силла, – пробурчала я. – Матушка улыбнулась.

– Нет, – ответила она. – О ней я даже не думаю.

Было ветрено, и ветер рвал оконные ставни так, что они хлопали. Матушка принесла большую лохань и поставила ее перед очагом в кухне; наконец-то мне удалось и отмыться дочиста, и согреться.

Промывая свои слипшиеся волосы, я размышляла о том, удастся ли когда-нибудь избавиться от вони, пропитавшей мой зеленый шерстяной плащ. Откуда мне было знать, что вскоре от него будет пахнуть куда хуже, и что к тому времени я стану поразительно равнодушна к этому запаху и вообще махну на все рукой.

После ужина матушка дозволила нам на закуску запечь в очаге яблоки. Вскоре по всей кухне распространился чудесный, ядреный, пряный аромат, и я почувствовала себя капельку лучше. Все было почти как раньше. Почти все, да не совсем – мое новое оловянное украшение тяжело и чуждо билось при каждом движении на груди, напоминая: время моего ученичества началось.

– Что с тобой нынче стряслось? – спросил Давин.

– Расскажу об этом завтра, – пообещала я, плотнее укутывая плечи старой синей материнской шалью. – Сейчас я просто не в силах…

Давин больше ничего не сказал. Он только кивнул. Одна из светлых сторон его характера – иногда он и вправду умеет вовремя сообразить, что надо промолчать.

Страшила, наш огромный серый волкодав, посапывал, лежа как бревно на лоскутном одеяльце перед очагом. Мелли забралась к матушке на колени.

– Расскажи о Зимнем Драконе, – потребовала она.

– Не сейчас, Мелли!

– А когда?

– Быть может, когда пойдешь спать. Если только не будешь болтать всякий вздор.

Присев на скамью у стола, мама принялась надписывать красивые наклейки к заготовленным этим же днем бутылям и банкам. Яблочное сусло и грушевый сок, чернобузинное вино и шиповник, выстроенные рядами на кухонном столе, поджидали, когда очередь дойдет до них.

Страшила вдруг поднял голову и тихонько гавкнул: «Гав, гав! Ур-р-р!»

В дверь постучали.

Какой-то миг мы все сидели молча – все, кроме Страшилы, тот вскочил и, с трудом переступая на оцепенелых лапах, направился к черному ходу. Тут мама моя вздохнула и отложила перо в сторону.

– Спокойно, Страшила! А ты, Давин, отвори дверь, – сказала она.

Мой старший брат, отдав мне свою палочку с насаженным на нее печеным яблоком, встал.

– Мало того, что они приходят днем, – раздраженно пробормотал он, – так еще и на ночь глядя!..

– Давин!

– Да, да, иду!

Я была почти уверена, что это заявился отец Силлы. Но человека, возникшего на пороге, когда Давин отворил дверь черного хода, никто из нас прежде не видал. Но в этом не было ничего удивительного – к матушке приходило столько чужаков! Порой они нуждались в знахарке, мудрой провидице, в совете и помощи. Матушка была на редкость сведущей в растениях и целебных зельях для души и тела. А иногда – к счастью, куда реже – возникала нужда в Пробуждающей Совесть, и они уводили ее с собой.

– Мир дому сему! – приветствовал нас чужак и покосился на Страшилу, доходившего ему почти до пояса.

– Мир и тебе, – ответствовала матушка. – Заходи побыстрее в тепло. Пес ничего дурного тебе не сделает.

– Спасибо, – поблагодарил чужак, откидывая капюшон. – Но у меня к тебе спешное дело. Ежели ты, вообще-то, Мелуссина Тонерре!

Его волевое, строптивое лицо, обрамленное прядями мокрых черных волос, прилипших ко лбу, было бледным. Он выглядел как человек, которому пришлось долго и трудно скакать верхом.

– Это я. А твое имя?

– Я явился сюда не от своего имени, – сказал он, упорно избегая открыто встречаться с ней взглядом. – Я прискакал из Дунарка с грамотой от Дракана.

Вестник, пожалуй, не мог этого заметить, но я-то почувствовала, что матушка, услыхав его слова, вся оцепенела и напряглась.

Дунарк был расположен на побережье, оттуда до Березок немалый путь. Вряд ли незнакомец устремился бы в такую даль, коли требовалась просто целительница. А Пробуждающую Совесть призывают лишь тогда, когда совершено преступление.

– Позволь взглянуть! – молвила она.

Человек из Дунарка высвободил из-за пояса продолговатый кожаный футляр и протянул его моей матери. Я увидела на красной сургучной печати, запиравшей футляр, герб города – ворона, над морской волной.

Матушка разломила печать и вытащила из футляра свиток. Разгладив его, она поднесла грамоту к свету, чтобы прочитать ее. Мягкие отсветы масляной лампы сияли на ее блестящих золотисто-каштановых волосах, на узких длинных пальцах, державших свиток. Только лицо ее оставалось в тени.

– Вот как! – вымолвила она, дочитав до конца. Голос ее приобрел жесткое звучание, словно пришлось напрягаться, чтобы не чувствовалось дрожи. – Да, пожалуй, нам лучше поскорее тронуться в путь!

– Нет! – закричала Мелли, крепко вцепившись в материнские руки. – Ты обещала… ты обещала рассказать о Зимнем Драконе!

Она заплакала, а я-то прекрасно знала, что это не только из-за истории о Зимнем Драконе. Мелли боится ложиться спать, когда мамы нет дома. Особенно если дует ветер, так что в доме все скрипит и потрескивает.

– Тесс, малышка, сокровище мое! – сказала матушка и, обняв Мелли, немного покачала ее, почти так же как до этого меня. – Давин расскажет тебе эту историю. А когда ты завтра на заре проснешься, я наверняка уже буду дома.

– У него не получится, как у тебя.

– На самом деле он расскажет еще лучше. А теперь веди себя будто взрослая девочка. Посмотри на Дину! Может, и она плачет?