Последний орк - Сильвана Де Мари Страница 46

Вновь воцарились молчание и неподвижность. Потом кто-то наконец зашевелился — пожилой седоволосый кавалерист, на груди которого виднелась кожаная перевязь с золотыми дикобразами на массивном гербе, что говорило о его высоком статусе выходца из старинной знатной семьи. Он пересек двор, остановился перед Ранкстрайлом и слез с коня, чтобы не говорить сверху вниз.

Вытащив из-под седла карту, кавалерист развернул ее и показал Ранкстрайлу, где находятся Расколотая гора, плоскогорье Малавенто и равнина Бонавенто, обозначил точки, в которых можно было ожидать нападения, и некоторые пока еще безопасные дороги. После чего он передал карту Ранкстрайлу, пообещал, что попытается как можно скорее выслать подкрепление, пожелал ему удачи и попрощался легким кивком головы. Ранкстрайл тоже кивнул в знак благодарности.

Несмотря на то что никто никогда не назначал его никаким командиром, с этого мгновения Ранкстрайл стал бесспорным капитаном не только своего взвода, но и всей легкой пехоты: под его командованием оказалось более пятисот солдат.

Они отправились на рассвете следующего дня. Каждый отряд вел с собой осла с запасом хлеба и воды.

Через три дня они имели честь прибыть в благословенную землю Силарию, где их встретило не прекрасное устье реки, а сплошное болото. Нимфы реки Догон, так же как и нимфы озера Силар, наверное, где-то запропастились: может, их сожрали пиявки или они сами утопились от отчаяния в этих проклятых бесконечных топях. Огромные свирепые комары дико кусали и днем и ночью, заставляя с нежностью вспоминать тучи безобидных крылатых обитателей Внешнего кольца. Пиявки оказались беспрерывным мучением: черные, толстые и набухшие от крови наемников, они впивались им в ноги, и каждые несколько миль приходилось останавливаться, снимать наголенники, закатывать штаны и пытаться их выдернуть. Если тянуть слишком сильно, то они разрывались, разбрызгивая кровь и оставляя свои челюсти гноиться в коже. Тракрайл знал от матери-знахарки, как правильно вытаскивать пиявок: сначала нужно было посыпать их солью, потом прижечь, чтобы вытащить целиком. Собрав всю имевшуюся у них соль и постоянно держа наготове огонь, он смог ускорить процесс выдирания, причем капрал Лизентрайль бережно собирал вытащенных за день пиявок и вечером зажаривал их на ужин, чтобы вернуть солдатам высосанную у них кровь и не позволить армии слишком ослабеть. Так как соли уже не осталось, капрал приправлял пиявок диким тмином, росшим у болот.

Вторым топонимическим сокровищем графства были Золотые леса, где золота не было и в помине, зато простирались бесконечные сосновые леса, полностью заросшие колючим кустарником с желтыми, даже в разгар лета, листьями. Троп не было. Приходилось прорубать дорогу топорами и мечами, но даже так колючки разодрали солдатам немногие уцелевшие после болотных комаров участки кожи.

Наконец сосны закончились, и показалось заросшее цветущими травами плоскогорье Малавенто, где десять дней из одиннадцати дули шквальные ветры.

Над плоскогорьем, чуть выше родников, из которых брал начало Догон, вертикально поднималась Расколотая гора около ста футов высотой. Закат окрашивал ее розовый гранит золотистым цветом. Вокруг росли столетние оливковые деревья — единственная растительность на всем плоскогорье. Древние, искривленные годами, они почитались как святые: согласно местным легендам, эти деревья видели великую битву, в которой боги сотворили мир, а демоны — ад. Свое название Расколотая гора получила от огромной, во всю высоту, трещины, в которой ветер, гулявший на высокогорье во всех направлениях и в любое время года, глухо завывал, словно кто-то дул в гигантский рог.

Плоскогорье застилал густой, усыпанный цветами ковер вереска, который обдували все ветра и поливали частые, но несильные дожди. В верещатнике паслись стада коз и овец и большие табуны лошадей — крупных, сильных и с хорошим характером.

Здесь было две деревни — Монтесиркио и Капула, в центре каждой — большая площадь, на которой продавали скот. Низкие дома стояли вразброс, окруженные загонами и конюшнями; куполообразные крыши, почти доходившие до земли, поросли травой и цветами — каминные трубы, казалось, были посеяны прямо в поле. В низких горизонтальных окнах виднелся свет очагов. Кое-где высокие каменные стены преграждали дорогу вересковым зарослям, защищая маленькие огороды.

За домами Капулы начинались медные рудники, где производили длинную тонкую проволоку, которой местные жители укрепляли крыши: внутри каждого дома, подняв голову, можно было увидеть длиннейшую медную спираль. На рудниках работали гомункулы, уже не одно десятилетие находившиеся в рабстве; надзирала за ними дюжина вооруженных воинов. Через несколько дней после прибытия капитана разнесся слух, что один из гомункулов, некий Нирдли, смог бежать. Нирдли был непривычно молод, что было редкостью для Народа Гномов, представители которого появлялись на свет еще реже, чем умирали, учитывая их необыкновенное долголетие.

Одним особенно ясным утром, когда северный ветер расчистил горизонт от облаков, выметя всё до последнего клочка, капитан поднялся на Расколотую гору вместе с Лизентрайлем и парой самых молодых алебардщиков. Подъем не занял много времени, и через полчаса они уже были на вершине. Их взгляду открылось все плоскогорье с его овцами и травяными домами, а на востоке, в низине, виднелось Бонавенто, находившееся в руках орков: большая широкая полоса земли в форме вытянутого треугольника. Капитан разглядел длинный ряд обгоревших развалин между каштановым лесом, заброшенными кукурузными полями и рядами почерневших подсолнухов — все, что осталось от пяти ферм, о которых говорили беженцы в Далигаре. «Лучшие гуси во всей области», — причитали обнищавшие женщины, сидя под стенами города и вспоминая своих птиц и колбасы, в которые они их превращали. Ручей, вытекавший из озера, очевидно, был Черной рекой, воды которой казались темными — столько в них было форели. Хозяева этой форели теперь ютились под стенами Далигара, а их улов ел кто-то другой.

Капитан быстро подсчитал в уме, сколько солдат понадобилось бы для воплощения в жизнь его мечты освободить эту землю, но число оказалось настолько огромным, что он перестал мечтать впустую. Все, что было в его силах, — защищать Малавенто.

Еще восточнее находились земли орков — невозделанные, покрытые непроходимыми лесами и изрезанные непреодолимыми крутыми оврагами. Там чередовались скалы и ущелья, каменистые завалы и болота — эта суровая земля не кормила своих детей и периодически изрыгала их в Мир Людей, словно изголодавшихся волков, разорявших и опустошавших все на своем пути.

В тот вечер звезды сияли, отделенные от земли порывами ледяного ветра, крупные и неровные, словно покрытые грубой кожурой. Наемники, разбившие лагерь у подножия Расколотой горы, неожиданно увидели, как маленькая фигурка выскочила из темноты и, хромая, приблизилась к их костру. Следом за ней показалось четверо воинов с двумя собаками.

Гном остановился. Посмотрел на наемников, потом на преследовавших его воинов и, отдавая себе отчет, что иного выхода не осталось, пожал плечами. У него было квадратное лицо и короткая каштановая борода. Нога и плечо истекали кровью — значит, он уже побывал в зубах у собак.