Мила Рудик и Чаша Лунного Света - Алека Вольских Страница 49

— Акулина велела передать, — пояснил он. — Сказала, что тебе здесь хватит и на стаканчик «Глазуньи» в кафе и если вдруг что купить нужно будет.

Напоследок Барбарис похлопал Милу по плечу и добавил:

— Как снова приеду в город — сообщу. А ты держи хвост пистолетом и не обращай внимания на то, что говорят. В общем, удачи тебе. С твоей расцветкой удача не помешает.

* * *

Вечером, сидя вместе с Ромкой и Белкой в гостиной, Мила напевала себе под нос: «Гвоздей немного покрошим и веником поворошим…», когда в дверях появился Яшка. Он был чем-то обеспокоен. Он стремительно подошел прямо к их троице и взволнованно сообщил:

— Там Алюмина с Полиглотом воюет в столовой. Может, ему нужно прийти на подмогу, а? Как бы она ему чего-нибудь не сделала.

Мила с Ромкой подскочили и, не долго думая, побежали в столовую. Когда они пришли туда, то застали такую картину: Полиглот испуганно вжал свою великанскую голову в урну, как будто очень хотел бы в нее нырнуть, но не мог, а Алюмина стояла напротив него, скрестив руки на груди, с командирской манерой потопывала ногой и издевательски ухмылялась.

— Превращу, как и обещала, — заявила она Полиглоту.

— За что? — спросил тот, испуганно шмыгнув носом.

— Просто так! Из вредности! — с еще большей наглостью ухмыльнулась Алюмина.

Полиглот задрожал как осиновый лист.

— Ничего она тебе не сделает! — воскликнул Ромка.

Алюмина обернулась и, заметив вошедших ребят, недовольно нахмурилась.

— Не бойся, Полиглот, — сказала Мила. Она подошла ближе и стала между Полиглотом и Алюминой. — И вообще она уже уходит.

Алюмина колебалась несколько секунд, не зная, как ей поступить. Но в конце концов, не нашла ничего лучшего, чем вскинуть повыше подбородок и с самодовольным видом фыркнуть:

— Подумаешь!

Потом развернулась и гордо удалилась из столовой. Ей самой ее походка наверняка показалась королевской. Мила, Ромка и Яшка придирчиво смотрели ей вслед, и им так не казалось.

Когда Алюмина вышла, Полиглот громко и с облегчением выдохнул:

— Ох! Чудом избежал жуткой участи.

Если бы у Полиглота была такая возможность, то он непременно бы вытер лоб платком. Мила так решила, потому что заметала, как гекатонхейр с сожалением подкатил глаза.

— А что случилось-то? — спросил Яшка.

— Да, за что она на тебя накинулась?

— Эта девочка — просто какое-то чудовище, — пожаловался Полиглот слабым, дрожащим голоском. — Представляете, опустошает по вечерам запасы продуктов без всякого зазрения совести. А когда я ей ненавязчиво намекнул, что с ее стороны было бы вежливо со мной поделиться, она заявила, что все съест сама, а если я кому-нибудь расскажу, то она заколдует меня заклинанием тарабарского языка. Кошмар!.. Ой!

Полиглот вдруг обреченно всхлипнул и затравленно посмотрел на своих спасителей:

— Кажется, я уже рассказал…

Мила и Ромка с огромным трудом удержались, чтобы не засмеяться. Это наверняка обидело бы встревоженного Полиглота.

— Не трусь, Полиглот, — ободряюще улыбнулся Ромка. — Ничего она тебе не сделает. Ну, сам посуди, если она не может себя заставить замолчать, то как она может кого-то заставить говорить? А тем более по-тарабарски. Да она и заклинания-то такого не знает!

— Хорошо бы, если так, — неуверенно скривился Полиглот, сложив домиком свои пушистые, как меховые валики, брови. Вид у него сразу стал несчастный и даже обреченный, но при этом невероятно смешной.

Чтобы немного успокоить Полиглота, друзья принялись таскать ему со стола всякие вкусности, оставшиеся от ужина. Заодно наполнили и свои собственные животы, так что в конце концов не могли подняться со скамьи. Поэтому, развлекая Полиглота, у которого заметно поднялось настроение после дополнительной трапезы, допоздна сидели в столовой и вслух размышляли по поводу того, как здорово они насолили Алюмине, которая наверняка в этот вечер от злости и от голода кусала собственные локти.

В воскресенье утром Мила проснулась рано. Солнце только взошло, и, пробиваясь сквозь разноцветное стекло, солнечные лучи разливались радугой в воздухе. Все еще спали, и комната была погружена в абсолютное безмолвие.

Первое, о чем подумала Мила, открыв глаза, это о вчерашней встрече с Лютовым у Часовой башни. После обеда у Барбариса и весело проведенного вечера в компании своих друзей Мила как-то забыла об этом. Но теперь ей вспомнилось все очень ясно. Мила никак не могла понять, почему из всех людей в этом городе именно он должен был узнать о том, что ее отослали в детдом. Ну почему он!? Наверняка все дело в его тетке. Ведь профессор Мендель была деканом и, наверное, о любом ученике могла узнать все, что угодно. Вполне вероятно, Лютов сам попросил ее об этом, потому что не мог простить Миле ее слова и хотел чем-нибудь ей ответить. Ну что ж, теперь он наверняка собой доволен.

Немного полежав без сна и терзая себя подобными мыслями, Мила решила, что будет лучше встать и заняться чем-нибудь более полезным, чем самоистязание.

Обеденный стол в столовой отличался полным отсутствием еды. Видимо, для завтрака еще было рановато. Под ажурной салфеткой в сухарнице Мила обнаружила овсяное печенье и, взяв одно, откусила. Внезапно ей пришла в голову идея: прогуляться к псарням и навестить Ригель. Она ведь собиралась это сделать, так почему не сегодня? Погода для прогулки просто отличная.

Дождавшись семи, Мила открыла дверь и вышла на улицу. Она спустилась от Львиного зева к реке и вдоль берега пошла в сторону усадьбы белорогих. В выходные дни ворота Думгрота были на замке, поэтому, чтобы попасть в усадьбу, нужно было обойти Думгротский холм и пересечь луг позади него. Что Мила и сделала, оказавшись сразу у псарни. Так было даже удобнее, поскольку не нужно было проходить через главные ворота «Конской головы».

Мила толкнула дверь и шагнула внутрь темного пыльного помещения. Сквозь маленькие квадратные окна вверху и слева и справа — бил солнечный свет, перекрещиваясь в центре сизой дымкой. На мгновение Мила застыла, наслаждаясь этим довольно необычным зрелищем, и, привыкая глазами к тусклому освещению, пыталась разглядеть Ригель. И тут что-то мокрое уткнулось ей в колено, и кто-то лизнул ногу.

Мила вздрогнула от неожиданности, но быстро сообразила, что это наверняка Ригель. Она опустила глаза: так и есть, Ригель вывалила из пасти синий язык, который в темноте вообще казался черным, и взглядом попрошайки смотрела на Милу, как будто точно знала: сейчас ей что-нибудь перепадет.

Мила при виде такой уморительной мины засмеялась:

— Привет, обжора!

* * *

Ригель с аппетитом уплетала овсяное печенье. Лохматая морда подпрыгивала то в одну сторону, то в другую, пока зубы дробили пищу с яростным усердием. Драконий хвост от удовольствия плясал по полу, подметая пыль и мелкие ошметки растительности и соломы, которые сюда случайно занесло.