Дневник кота-убийцы. Все истории (сборник) - Энн Файн Страница 5

Да уж, а вот мой приятель проповедник явно ничего не выбрасывал. Наутро он снова выставил передо мной засохшие объедки.

– Таффи, я не стану открывать новую банку. Будь ты на самом деле голоден, ты бы это съел.

Серьезно? С чего это он взял?

И тут он бросил взгляд за окно.

– Что за бардак в саду! Откуда такая куча рваных пакетов из-под еды? И почему мне всю ночь мешал спать жуткий кошачий вой? Сегодня вечером гулять не пойдешь.

Хоть я и глух к замечаниям, но со слухом у меня все в порядке. Спасибо за предупреждение, преподобный! Я улизнул на второй этаж и стал скрести окно в ванной комнате, пока не появился небольшой зазор. Ага, то, что надо. Мельком взглянешь – не заметишь, что закрыто неплотно, а если хорошенько толкнуть лапой – окно откроется.

И нечего критиковать беспорядок в саду. Мне там еще завтракать.

Ой, ну ладно, ладно! Может, это и в самом деле было немного чересчур – устроить ночной конкурс талантов прямо под окном спальни бедного проповедника. Белла пела «Краса-а-а-а-а-авчик и мечта-а-а-атель». Тигр спел «Поскачем в Новый Орлеа-а-а-ан». Пушкинс продемонстрировал свое мастерство в исполнении тирольских песен. А я выдал блестящую имитацию Элли, прищемившей палец дверцей машины.

И все же это не повод хватать панталоны, скручивать жгутом и потрясать ими с воплем: «Поймаю – пущу ваши кишки на подвязки!»

Вернуться я постарался как можно позже. Но любому существу необходимо где-то спать. Мы с ребятами распрощались, и я побежал домой. Утро выдалось чудесное. Единственное, что его портило, это голос преподобного. Я его за три квартала услышал:

– Таффи-и-и-и! ТАФФИ-И-И-И!

Я притаился в тени живой изгороди соседей. Из-за нее выглядывала Мелани.

– Скажите, пожалуйста, преподобный Барнэм, – прервала она его вопли, – а молитва работает?

Он вытаращился на нее, словно она спросила: «А поезда едят горчицу?»

Мелани сделала вторую попытку:

– Вы всегда говорите людям: «Давайте помолимся». Ну и как, это работает?

– В каком смысле?

– Люди получают то, о чем просят? Если я буду очень-очень-очень молиться о чем-то, я это получу?

– А о чем, собственно, речь? – с подозрением спросил преподобный Барнэм.

Мелани прижала руки к груди.

– О собственном домашнем животном. Чтобы оно было такое же мягкое, пушистое и теплое, как Таффи, который здесь прячется.

Ну спасибо, Мелани! Я дал деру. Преподобный – за мной. Вот почему я ошибся и вместо привычного прыжка на яблоню сиганул на ручку газонокосилки, а с нее – на грушевое дерево.

С верхушки дерева есть только два пути:

1. Можно с верхней ветки попасть в… закрытое и запертое окно ванной. (Ага, все понятно. Мне перекрыли последнюю лазейку на волю.)

2. Или можно вернуться тем же путем, каким я сюда поднялся, и спрыгнуть с нижней ветки на ручку газонокосилки, а с нее – на траву.

Но, поскольку от моего безумного прыжка газонокосилка перевернулась вверх тормашками, то и второй пункт можно считать невыполнимым.

Надо отдать должное преподобному – он перепробовал все. Он аукал и эгекал. Он умасливал. Он уламывал. Впрочем, между умасливанием и уламыванием разница невелика, разве что в уламывании чуть больше плаксивости.

Потом пытался угрожать.

– Ты пропустишь ужин, Таффи.

Ой, можно подумать, я так и мечтаю поужинать засохшими позавчерашними консервами!

И наконец преподобный выкрикнул нечто совсем уж гадкое:

– Можешь торчать на дереве, пока не сдохнешь, Таффи!

Просто замечательно.

Дело в том, что я не притворялся. Я действительно застрял. Какой дурак, по-вашему, нарочно провел бы полдня на дереве, слушая, как с одной стороны надрывается проповедник…

– А ну спускайся, Таффи! Спускайся немедленно!

…А с другой стороны Мелани на коленях, со сложенными на груди руками и закрытыми глазами, бормочет молитвы:

– Прошу, пожалуйста, пошли мне кого-нибудь мягкого и пушистого, кого-нибудь вроде соседского Таффи, я буду баюкать его в соломенной колыбельке. Я подарю ему мягкую подушечку и буду кормить его тунцом и сливками.

Свежим тунцом! Сливками! Неужели Мелани в курсе, что я пропустил завтрак?

Я слушал до тех пор, пока не лопнуло терпение. Потом передвинулся на другую сторону дерева. Ну, вы меня понимаете.

Проповедник тоже явно нагулял аппетит. Он поорал-поорал, да и бросил, ушел в дом готовить завтрак. Себе. Оказалось, что сам он вовсе не был любителем позавчерашних заскорузлых консервов, что вы что вы. Через открытое окно до меня долетел дивный аромат жареной колбаски и бекона.

Говорят, хороший завтрак – отличная помощь мозгам. Преподобному завтрак явно добавил пригоршню серого вещества, ибо минут через двадцать он выволок в сад табуретку.

И влез на нее.

Но до меня все равно не дотянулся.

А ведь это было не так трудно. Я был не прочь спуститься, точнее, наоборот, я был очень даже за. Подтянись он чуток повыше, я, может, и сам упал бы к нему в руки. Конечно, есть вероятность, что я бы его малость поцарапал, но коты ведь славятся своей неблагодарностью, так что он знал, на что идет.

Я даже попытался ему помочь, пополз к нему по ветке. Но ветка закачалась. (Вот вам последствия диеты: никакого, понимаешь, веса, никакой устойчивости.) И чем тоньше становилась ветка, тем сильнее она наклонялась, и я на ней держался уже с большим трудом. И не рискнул ползти дальше.

Ветка все наклонялась, преподобный глядел… глядел… и вдруг – эврика! Его осенило!

Он сходил в гараж и вернулся с мотком веревки. Залез на табуретку, привязал конец веревки к моей ветке.

– Та-а-ак, – мрачно сказал он. – Скользящий узел!

Я завыл. Он собирается меня повесить? Нечасто я жалею, что не способен говорить, но в этот момент, признаюсь, мне страшно захотелось метнуться к другой стороне дерева и крикнуть Мелани: «Эй, милая! Кончай молиться о ком-то мягком и пушистом и живо звони в полицию. Проповедник пытается меня убить!»

Возясь с узлом, он бормотал:

– Вокруг и сквозь, и снова вокруг и сквозь.

Я продолжал мяукать.

Он затянул узел и потянул веревку. Я впился когтями в кору. Ветка накренилась, но он до меня не достал.