Перышко из крыла ангела - Екатерина Неволина Страница 5

Ура! Так и есть: один!

– Великолепно выглядишь! У тебя новое платье? Носи такое почаще, все мальчишки шеи свернут, – отец чмокнул дочь в щеку, и она почувствовала, что похвала оказалась неожиданно приятной. – Ну давай, поехали, опаздываем уже.

Таня устроилась на удобном мягком сиденье и с наслаждением вдохнула аромат отцовской туалетной воды, запах дорогих сигар и приключений. По крайней мере, так ей казалось.

Отец всегда любил дорогие вещи. Таня искоса взглянула на его гладко выбритое моложавое лицо и, как бывало уже не раз, удивилась, как мог этот холеный красивый мужчина прожить с ее мамой более десяти лет?.. Рядом с ним мама казалась еще неприметнее, толще и уродливее. А уродливое, как думалось Тане, не имеет права на существование. Все должно быть красивым и ярким – иначе какой смысл?!

– Держи, это тебе из Туниса! – сказал тем временем отец и положил на Танину ладошку резной серебряный кулон. – В медине купил. Медина – это у них Старый город, а на самом деле такой большой-пребольшой базар. Зато иногда там попадаются удивительные вещицы. Даже старинные найти можно, хотя, конечно, полным-полно всякого хлама и дешевых подделок.

Таня улыбнулась и сжала в ладошке кулон. Ей показалось, что он еще хранит тепло щедрого южного солнца.

– А ты был в Тунисе? – спросила она, наслаждаясь ощущением оказавшегося в кулачке солнечного лучика.

– Ну да, на прошлой неделе, – лениво отозвался отец.

– Купался?

– Нет, что ты. Это хотя и Африка, но все же северная. Сейчас там вполне тепло, но купаться еще рановато… Зато я был в Карфагене. Знаешь из истории? Римляне все кричали, что он должен быть разрушен. Самое смешное, что Карфаген действительно разрушили. Совсем. Торчит там пара колонн – фактически и все…

– Ну вот, – добавил он после минутной паузы. – Опять в пробку попали… Москва без пробок – все равно, что средневековая красотка без блох! – пошутил отец и, чиркнув зажигалкой Zippo, закурил.

Таня откинулась в кресле, и перед ее мысленным взором возникли волшебные картинки.

Вот они с отцом едут на слоне по какому-то восточному городу, а вокруг них шумит пестрый базар. Кричат торговцы пряностями, предлагая ароматную, свернутую трубочками корицу. Бородатые смуглые мужчины в чалмах, продающие ткань, протягивают им свой товар. У одних – ткань тонкая и прозрачная, как паутинка в лучах солнца; у других – переливчатая и легкая, словно бабочкино крыло; у третьих – тяжелая и плотная, будто южная ночь… Звенят браслеты… Курятся на узорных деревянных подставках дурманящие ароматы…

А они с отцом едут, даже не глядя на все это великолепие, разговаривают и весело смеются…

Таня верила, что отец обязательно возьмет ее с собой в путешествие. Это он только сейчас не может, пока она несовершеннолетняя, ведь мама ни за что ее с ним не отпустит.

– Ну что, спишь? Просыпайся! – окликнул девочку отец. – Прибыли. Вылезай, принцесса!

Он всегда называл ее принцессой.

Когда Таня была маленькой, она всерьез спрашивала отца: вправду ли она принцесса? «Конечно, – смеясь, отвечал он, – кем тебе еще быть, если отец у тебя – король!»

Вспомнив об этом, Таня улыбнулась, вылезла из машины и наконец огляделась.

Они оказались перед зданием модной художественной галереи, в которой Таня уже как-то была. Значит, намечается чья-то выставка.

Таня никогда не спрашивала отца, куда они собираются в очередной раз. Каждый раз это было для нее сюрпризом, небольшим приключением. Отец, принимая ее игру, в свою очередь, никогда не рассказывал ей о грядущих планах.

Было у них еще одно негласное правило: Таня никогда не называла его отцом. Только по имени. Только «Ник».

Пискнула сигнализация, и отец, приобняв Таню за плечи, повел ее в галерею.

На входе он сунул под нос охраннику пригласительный билет на две персоны и при этом хитро подмигнул Тане.

Девочка сразу догадалась, что раз папа не предъявил свое журналистское удостоверение, они находятся здесь на секретном задании…

Но вот мужчина и девочка уже вступили в зал, как-то болезненно-ярко освещенный множеством вделанных в потолок лампочек.

– Смотри внимательно, – шепнул папа. – Сегодня выставляется Димитрис. Он очень модный художник, и здесь соберется весь бомонд.

Среди хаотично перемещающейся по залу толпы Таня и вправду заметила знакомые даже ей лица.

Они с отцом тоже слились с толпой, бредя от картины к картине.

Папа… то есть Ник, улыбался, то и дело перебрасывался с кем-нибудь парой фраз и даже представил Таню самому Димитрису, предварительно проболтав с ним не менее пяти минут.

Когда знаменитость чинно удалилась, папа опять подмигнул Таньке.

– Спорим, – шепнул папа, – что он и не понял, кто я. Ему-то все по фигу… О, гляди, как интересненько!.. Эта красотка уже сменила кавалера. Пойдем-ка протиснемся поближе, послушаем…

Таня посмотрела и увидела известную певичку в сопровождении смуглого рокового мачо. А рядом… нет, этого просто не может быть!.. Рядом опять стоял все тот же мальчишка и болтал о чем-то с двумя долговязыми, веснушчатыми, словно сделанными по одному штампу, мужчинами.

Приблизившись, Таня вдруг поняла, что разговаривают они по-английски.

Английский никогда не был Таниной сильной стороной, впрочем, как и алгебра, геометрия, химия… и еще с пяток предметов. Более-менее неплохо у нее обстояло дело только с русским, но и это скорее не за счет зубрежки правил, а чего-то врожденного, не зависящего от воли девочки.

В общем, поняла она только отдельные слова.

Говорил незнакомец быстро и уверенно.

«Во дает, а ведь еще только в школе учится!» – удивилась она.

И в этот момент он опять взглянул на нее пронзительными ясными глазами, и Тане показалось, будто он ее узнал.

И вдруг девочка заметила, что в другом конце зала происходит что-то не то. Вокруг одной из картин наблюдалось скопление взволнованного народа. Внезапно послышался напряженный женский голос…

– У меня пузырек с кислотой. Он открыт, и, если рука чуть-чуть дрогнет, я уничтожу картину!

– Расступитесь, – сухо бросил гостям Димитрис.

Люди отхлынули, словно морской отлив, и Таня увидела молодую девушку в черном платье, вцепившуюся в одну из картин и занесшую над ней кулак, в котором что-то стеклянно поблескивало.

– Боже мой, Лизон, и зачем? – устало спросил художник.

Девушка захохотала так, что рука ее опасно дрогнула.

Отец ловко пробирался через толпу, таща за собой Таню, и изредка украдкой щелкал камерой дорогого мобильника.

Когда они подобрались поближе, Таня поняла, что неизвестная девушка в истерике. Волосы ее казались спутанными, тушь размазалась вокруг глаз, а зрачки были неестественно расширены.

Конец ознакомительного фрагмента