Я уеду жить в "Свитер" - Анна Никольская Страница 5

– Твоя мама раньше моей умрет, – ни с того ни с сего заявляет Верка.

– Что?

В этом вся Верка, понимаете? Вот кто еще такие вещи может вслух сказать? Или даже думать об этом. Я больше никого не знаю, кто так может.

– Тетя Люда моей мамы сильно старше.

– Ну и что из этого? – говорю. – Это еще ничего не значит.

– Конечно же значит. – Верка смотрит мне в глаза и улыбается.

Я отвожу взгляд. Зачем она мне это говорит?

– Люди в старости в основном умирают. Поняла? А моя мама молодая.

– Моя тоже! – кричу. Я вскакиваю с перил. – Дура, она не умрет!

– Все умирают. Успокойся и сядь.

Я подчиняюсь. Снова усаживаюсь рядом. Некоторое время мы молчим.

Я замечаю, что Верке на голову падает тополиная почка. Прилипает к волосам. Я протягиваю руку, чтобы ее убрать, Верка вдруг размахивается и бьет меня по лицу. Со всей силы ладошкой.

Потом она убегает за гаражи, где курят взрослые мальчишки. А я поднимаюсь домой и с ревом рассказываю все маме.

Через час приходят гости, начинается праздник.

– Что, прямо так и сказала?

Маша, кажется, мне не верит. Она вообще такой природный уникум: верит исключительно в доброе и светлое. Всех людей вокруг считает ангелами небесными, как минимум. На нее один раз наехала машина, там за рулем какой-то парень оказался. Без прав, еще младше нас, кажется. Он решил на папиной машине покататься, а тут Маша идет.

В общем, она ногу сломала, когда от этого безумца отпрыгивала в сугроб. А когда дело дошло до суда, Маша позвонила его родителям и сказала, что претензий не имеет. Я чуть с ума не сошла! Представляете, она не имеет! Хотя сама три месяца в гипсе проходила, мы его всем классом расписали фломастерами. Красиво получилось.

Мы идем с ней по Ленина. В «Свитер» направляемся, там наши уже заждались, наверное.

– «Заткни рот», представь! У меня в доме сидит, главное, и «заткни рот»!

– Слушай. – Маша в задумчивости останавливается. – У нее все-таки мама умерла. Я представляю, каково ей сейчас.

– Маш, я тоже прекрасно представляю. – Я так волнуюсь, что не знаю, какие слова лучше подобрать, чтобы Маша меня поняла. – Ну то есть… Ты знаешь, она всегда такой была. Всю жизнь, сколько я ее помню. Мама тут совершенно ни при чем!

– Не знаю. – Машка шмыгает носом. – Мне кажется, это все-таки травма у нее. Психологическая. Может, ее к психологу сводить?

– У меня мама психолог! Вернее, психиатр. Куда ее еще вести?

– Вот видишь. Тебе надо просто потерпеть. Она оттает.

А почему я должна терпеть? Почему именно мне это нужно делать? Мне так горько. Меня лучшая подруга не понимает, чего от родителей-то ждать? Или я просто злой человек…

Нет, нормальный. Как все я.

Выключаем телефоны, кладем их в карманы. Все уже на веранде, сидят посиживают. Вечер сегодня теплый, а посетители все равно внутри кофейничают.

– Привет!

Маша взбегает по деревянным ступенькам и сразу в Борькины объятия! Тот подхватывает ее на лету, как птичку, и кружит, кружит. У нее голова, наверное, сейчас оторвется.

Не оторвалась, слава богу. Машка с Борькой целуются и лопочут друг другу нежности. Как будто они не виделись пятьсот тысяч лет. Они вообще такие у нас – шумные люди, любвеобильные. Им все остальные до лампочки, могут прямо на перемене взасос целоваться. Прямо в коридоре, рядом с учительской – им все равно.

Я сажусь на перила рядом с Ксюшей. Вижу Мишку. Кто его опять позвал? Я лично – нет.

Но мы же знаем, ради кого он тут обитает, ради кого на автобусе через весь город сюда пилит.

Все наши рядом живут, в одном районе. И учатся в одной школе, только мальчики на год старше, они из десятого. Ксюша, Маша и я – мы лучшие подруги. И мы – круты! Нет, правда. С Зайцевым, Зыбаревым и остальными из класса мы не общаемся. Не почему-то там, а просто они маленькие. Я не про рост, а про поведение – они сильно от нас в развитии отстают. Честно говоря, я даже не в курсе, где мальчики из нашего класса собираются. Наверное, нигде – дома сидят, каждый у себя. Печалька «ВКонтакте».

Это Маша придумала – всем вместе удалиться. В смысле из «ВКонтакте» и прочих инстаграмов. Такой синхронный антифлешмоб. Только она по-другому назвала – цифровым детоксом. Это временный отказ от интернета и гаджетов. Маша говорит:

– Раньше люди умели общаться. А теперь только друг у друга репостят. Из головы даже уже никто не пишет. Это обезличивает, понимаете?

Наши поняли. Не сразу, конечно. Но им Машина идея понравилась, особенно Борьке. Типа мы элита. Родоначальники нового тренда и все такое. У нас теперь даже телефоны под запретом. Если собираемся в «Свитере» – все, никаких девайсов. Маша называет это «общением глаза в глаза».

Поначалу жутко было, если честно. Трудно. Никто не знал, о чем разговаривать. Мы обычно тут собираемся, на веранде, а когда холодно – внутри сидим. Приколы из «Лепры» обсуждаем, фотки друг у друга лайкаем и все такое. Беседа льется рекой, если смартфон перед глазами. А нет его?

Первые две недели «флешмоба» мы вообще слушали тишину, образно выражаясь. Оказалось, в нашем коллективе всего один оратор от природы. Ну да, это Маша. Даже Мишкино знаменитое остроумие куда-то резко улетучилось. Он ведь с нами решил расконтачиться, хотя опять же ему никто приглашения не высылал. А Беляев из десятого «Б», наоборот, смылся. Сказал, что ему без айфона не комильфо. Зря он шестой, что ли, покупал? На веранду больше не ходит.

Ну и ладно. Мало-помалу мы разговорились – это Маша придумала как. Она придумала брать друг у друга интервью, по очереди. Вопросы можно было любые задавать, а отвечать – не задумываясь. Сразу выяснилось, кто у нас тормоз что ни на есть. Нет, не я. Я много художественной литературы читаю, поэтому особых проблем с самовыражением у меня не возникло. А вот у Ксюши – да. Но я все равно ее люблю.

Ксюха, я тебя люблю!

– Кем ты видишь себя через десять лет? – Маша спрашивает у Борьки. Перчатку кожаную сняла и держит перед собой – это вроде бы у нее микрофон.

Борька нас уложил наповал.

– Антрепренером, – говорит.

Антрепренером! Я это слово только с третьего раза выговорила.

– Кем-кем? – хихикает Ксюша. Она сразу почему-то решила, что это что-то не совсем приличное.

– Частным предпринимателем в сфере искусств. Как отец.

У Борькиного папы картинная галерея в старом доме напротив бассейна. Мы у него иногда багетные рамы заказываем для маминых натюрмортов.