Братья - Барт Муйарт Страница 6

– Спорим, это просто-напросто булка, – сказал один мой брат.

– Но это же конесайкач, – сказал другой брат.

– Без изюма, – выдохнули мы все разом.

Как по команде мы встали кружком, склонив головы к находившемуся в центре конесайкачу.

– По верхней корке не видно, что он такой уж вкусный, – сказали мы.

– Можно попробовать снизу, – сказал один из братьев, надорвал снизу оберточную бумагу, чуть поднажал и оторвал кусочек пищи богов, который вскоре исчез у него во рту.

Мы затаили дыхание.

Брат еще не начал жевать, а лицо у него уже посветлело. Мы думали, что он засиял от божественного вкуса, что он вот-вот запоет ангельским голосом, но нет. Он затрясся от смеха и сказал с набитым ртом, что сегодня ведь первое апреля и что Габи молодец.

– Попробуйте: просто булка, – воскликнул он. – Здорово Габи надула папу!

И мы побежали домой с криками «С первым апреля! С первым апреля!». И ждали с нетерпением, кто еще нас надует. И потирали руки, ведь впереди был еще длинный день.

Важно, какого сорта луковица. Серебристый лук мелковат, от лука-шалота никакого прока, а насчет красного вообще ничего не известно. Лучше всего – самый обычный лук, покрупнее, с каким мама тушит мясо и варит суп. Мы чистили его, пока не оставалась идеально белая гладкая луковка, и, прежде чем сунуть под мышку, прокалывали в ней дырочки.

– А дырочки зачем? – спросил один брат.

– Для запаха, – сказал другой.

– Для сока, – сказал третий.

– Для быстрого эффекта, – сказал я.

Наступила тишина, в которой все смотрели на меня, не ляпну ли я еще какую-нибудь глупость. Братья дали мне понять, что слышать от меня иностранные слова – очень странно. Они вращали глазами и выразительно пожимали плечами, хотя стояли руки по швам.

– Но ведь так и есть? – осторожно сказал я. – Мы же проделываем дырочки, чтобы получился быстрый эффект? А с дырочками запах и сок выделяются быстрее.

– Только послушайте, – сказал один из братьев. – Он высказывает свое мнение. Он все знает про дырочки в луке и высказывает свое мнение. Про эффект.

Другой брат сказал, что лучше бы я закрыл рот, а то из этой дыры выделяются очень глупые слова.

– Тебя никто не просил ничего высказывать, – сказал он. – Тебе-то не нужно болеть. А нам нужно. Нам нужно заболеть для нашего же блага.

– И даже для нашего здоровья, представь себе, – сказал другой брат.

– Пф-ф-ф, – сказал я. От злости я ничего больше не мог сказать. Мои братья так выделяли слова «мы», «нам», будто это самые главные слова на свете. Я еле сдерживался. Постарался дышать как можно глубже и не думать об этом, чтобы моя злость не выскочила наружу. Я хотел превратиться в другого человека. Я постарался вырасти выше моих братьев, и взглянуть на них с высоты, и увидеть, какие они глупые. Вот, смотри, сказал я себе. Смотри: завтра в школе им придется делать много всего, что им не хочется делать, и поэтому они сидят с луком под мышкой и ждут, чтобы у них поднялась температура.

Это мне помогло. Выглядели мои братья потрясающе. Все шестеро старались не шевелиться. Время от времени кто-нибудь подносил руку к носу, чтобы проверить, не потекло ли из него. Кроме лука они еще использовали метод мокрого полотенца. Если положить мокрое полотенце на шею, то появится насморк. И еще они набили себе ботинки картоном, потому что тогда обязательно начнет тошнить. И очень скоро появятся признаки обезвоживания. От полотенца начнется насморк, картон оттянет воду из организма, а от лука поднимется температура. И никакой даже самый лучший доктор не поймет, что это за болезнь.

Я поднял руки, так что обе луковицы упали на пол, отбросил мокрое полотенце, потом сел на корточки и стал снимать ботинки.

– Что ты делаешь? – спросили братья.

– Ничего, – сказал я. – Болейте себе вшестером. А мне надоело. Мне же завтра не надо в школу, значит, мне не нужны лук и полотенце. И картон в ботинках тоже… хотя меня уже начинает тошнить.

Братья посмотрели на меня, потом друг на друга, потом снова на меня и потрогали кончиками пальцев мои щеки.

– Тебя правда тошнит?

Скорее всего, меня начало подташнивать от обиды и злости на братьев, или это было случайно. Хотя кто знает, может, дырочки в луковицах все-таки дали быстрый эффект.

– Да, – сказал я, вытаскивая картон, уже чуть влажный, из одного ботинка, затем из другого. – А вы ничего не чувствуете?

Братья все разом посмотрели себе на ноги. По их ногам ничего нельзя было сказать. Я видел, как они шевелят пальцами ног внутри ботинок, видел, как подергивают плечами, чтобы проверить, не стекает ли по спине или груди капля пота, щупают себе уши – не стали ли они горячими.

– Вы старше, – сказал я. – И вы больше меня. Поэтому ждать эффекта вам придется дольше.

У двери я обернулся. Обида и злость почти прошли. Мне было жаль моих братьев.

– Удачи! – сказал я.

Но мое пожелание им не помогло.

Днем папа взял меня за руку и крикнул братьям наверх, не хочет ли кто-нибудь из них пойти с нами в супермаркет, где нам всегда перепадало что-нибудь вкусненькое. В четыре часа мама позвала всех есть блины с коричневым сахаром и с яблочками. А потом еще к нам в гости приехала знакомая, которая недавно купила дорогую машину, способную развивать большую скорость, и хотела всех нас покатать.

Братья пропустили все радости этого дня. Около пяти вечера я услышал, как над головой у меня попадали на пол двенадцать луковиц, как раз когда гостья рассуждала о том, что деньги и скорость – далеко не главное в жизни.

– Главное – здоровье, – сказала она и кивнула в сторону моих братьев, которые один за другим вошли в комнату; правда, они выглядели немного усталыми, но в целом абсолютно здоровыми.

Однажды, в такую погоду, когда хороший хозяин и собаку из дому не выгонит, нам пришлось выйти на улицу самим. Без этого было никак.

Еще до завтрака бабушка принялась ходить по дому от окна к окну и выглядывать то на улицу, то в сад за нашим домом. У каждого окна она прикладывала к глазам руки, как бинокль, и говорила, едва не касаясь губами стекла, что, похоже, этот всемирный потоп никогда не прекратится, конца ему не видно и что наш водосток не справляется.

На самом деле водосток справлялся, но не так хорошо, как обычно. С каждым часом он заглатывал все меньше и меньше воды. Вскоре мы с братьями тоже стали ходить от окна к окну вместе с бабушкой и всплескивать руками, как она. Мы проделывали в запотевших стеклах круглые маленькие окошечки и пытались через них что-нибудь разглядеть. На всем белом свете остались только ветер и вода. Скоро, говорили мы друг другу, мы промочим ноги.

Конец ознакомительного фрагмента