По-настоящему - Екатерина Болдинова Страница 61

– Ты что, с ума сошла? Какое общежитие, у тебя дом есть! – папа вмиг как-то съёжился, ссутулился, даже стал меньше ростом…

– Прости меня, пап. Пожалуйста. Я должна попробовать жить сама. Я не могу так, когда мой выбор с ходу объявляют неправильным.

– Ришка…

– Папа, я уже взрослая. Мне нравится журналистика. Очень. Это мой выбор. Да, я не против закончить одновременно юрфак. Наверное, это даже будет полезно. И я пока не знаю точно, что выберу. Но я сама хочу выбрать, понимаешь? А вы давите на меня. И ты, и мама. Поэтому я не хочу жить с вами. Не хочу, чтобы мне каждый день говорили, какую глупость я делаю и как неправильно учиться в двух вузах. Не хочу.

Отец долго молчал, глядя мне в глаза. А потом обнял и сказал: «Пойдём домой, Риш. Давить больше никто не будет. Я могу быть не согласен с твоим выбором, но я рад, что у тебя есть характер и сила воли, чтобы этот выбор отстаивать…»

Так я вернулась домой…

Но заявление на общежитие решила пока не отзывать. Надо посмотреть, как всё будет.

30 ноября 2000

Переезжать в общежитие мне всё же не придётся. Родители если не согласились, то смирились… Мне стало намного спокойнее, ведь теперь не надо прятать книги по журналистике, придумывать (и главное – помнить) предлоги для очередного похода в библиотеку…

10 декабря 2000

На журфаке сдала четыре экзамена и зачёты. Очень довольна. На следующий год (до апреля) мне остаётся ещё два экзамена и шесть зачётов. Первая юрфаковская сессия в январе, там три экзамена и шесть зачётов, и я уже получила «автоматы» по нескольким. Судя по всему, в январе мне нечем будет заняться… Какое странное ощущение!

24 декабря 2000

Кажется, у меня появляются новые подруги: Наташа, Валя, Саша, Марийка. И Оля, конечно, никуда не делась. Недавно ночевали всей толпой у Саши (она живёт одна, снимает квартиру, учится и работает полдня менеджером в салоне красоты), смотрели фильмы, ели мороженое, было так весело… А ещё есть Олег. Не проходит недели, чтобы мы куда-нибудь не сходили вместе. Недавно были на концерте Виктора Зинчука, мне очень понравилось. Олег такой добрый и уютный, почти как Димка. Только Димка – родной брат, а Олег – отличный друг. Я понимаю, что с его стороны это больше чем дружба. Но сама не хочу торопиться, мне очень комфортно сейчас. Главное, мне не больно. Оказывается, это так легко, когда перестаёт болеть душа…

30 декабря 2000

Есть какой-то особый знак в том, чтобы расставить все точки над «и» как раз перед Новым годом. Я пережила за этот нескончаемый год столько всего, что уже ничего не ожидала, – план по событиям был перевыполнен на пятилетку вперёд. Но я ошибалась.

Вчера вечером я долго писала курсовую по истории государства и права зарубежных стран. Тему выбрала ужасную – «Правоохранительные органы Великобритании», и теперь вынуждена искать материал в Интернете на английском и переводить. В двенадцатом часу зазвонил телефон. Трубку взял Дима.

– Риш, тебя, – сказал он, заглянув в комнату.

Я вопросительно посмотрела на него.

– Поговори, – с нажимом сказал он, передавая мне трубку. И закрыл дверь.

– Привет, – на другом конце провода был Стёпа. У меня похолодело в груди. Я не могла вымолвить ни слова, хотя многие месяцы репетировала этот разговор сама с собой. – Ришенька! Ты там?

– Здравствуй. Не называй меня так, пожалуйста.

– Как?

– Так.

– Хорошо. Марина. Привет.

– Привет.

– Я в Сибирске. Приехал на Новый год к тёте.

– Рада за тебя. Как Москва? Как сессия?

– Сдал всё досрочно, чтобы подольше побыть здесь. А у тебя?

– Всё хорошо.

– Я… Марин, я очень хочу тебя увидеть. Мы можем встретиться?

– Почему нет? Давай.

– Когда? Где?

Я замолчала, выбирая место, где побольше народу и при этом нет шансов столкнуться с однокурсниками.

– Давай завтра, в кафе «Легенда». Помнишь его?

– Конечно. Мы там столько раз бывали… Мы ходили туда на наше второе свидание, помнишь?

Я пропустила вопрос мимо ушей.

– Давай пораньше, часов в двенадцать. Вечером я занята.

– Хорошо. Конечно. Завтра в двенадцать, в «Легенде».

Я положила трубку, не прощаясь. Слёз не было. Было какое-то странное оцепенение. Не хотелось ничего.

…В кафе я пришла в десять минут первого. Стёпа уже сидел за столиком, который мы когда-то называли «нашим». Рядом, на соседнем стуле, стояла огромная корзина роз. Стёпа почти не изменился, разве что кудри стали длиннее, а взгляд – острее. Он сидел сбоку от входа и не сразу увидел меня.

– Привет, – сказала я, сбрасывая дублёнку и усаживаясь напротив. Сначала я не собиралась как-то особенно наряжаться для этой встречи, но в последний момент передумала. На мне было новое белое вязаное платье, белые ажурные колготки, бежевые сапожки на каблуках. Светлая дублёнка. Всё вместе смотрелось очень нежно.

Стёпа вскочил, засуетился, неловко попытался обнять меня, прижать к себе, поцеловать, но я отстранилась.

– Не надо.

– Ты сердишься? Я же приехал, чтобы попросить прощения!

Сердце у меня билось где-то в районе горла. Я кивнула. Говорить не могла.

– Понимаешь, когда я получил письмо от Макса с этими фотографиями, у меня просто ум за разум зашёл. Я думал, ты меня предала, разлюбила, обманула… Не мог поверить – и не поверить не мог.

Я молчала.

– Прости меня. Марина. Пожалуйста! Сейчас я понимаю, что повёл себя как распоследняя свинья! Потом, когда пришло его второе письмо, я начал звонить тебе, но ты не брала трубку. Мне стало так стыдно. Я же… не знал! Я правда не знал, что с тобой было.

– Разве? А моё письмо ты не получил?

Повисла неловкая тишина.

– Я… я его порвал, Риш. Не читая.

Отлично. Потрясающе.

Интересно, а почему же тогда он не порвал письмо Макса? Впрочем, какая разница? Я вдруг почувствовала, что это неважно. И что все эти слова для меня уже ровным счётом ничего не значат. Они были нужны мне летом. И даже осенью. А сейчас – нет. Уже нет.

– Не надо, Стёп. Я тебя прощаю.

Он попытался взять мои руки в свои. Я отстранилась и откинулась на спинку стула. Открыла сумочку, достала из неё бархатную коробочку с кольцом и поставила её перед Стёпой.

– Возвращаю.

– Но… почему?

– Потому что брак – это доверие. Как я могу доверять тебе, если из-за одного письма ты меня фактически бросил? Если не захотел меня выслушать – даже письмо порвал, не дав права оправдаться. Ты не представляешь, что со мной было. Я думала, что беременна, у меня был нервный срыв, я лежала в этой больнице ужасной и много дней ждала от тебя хоть какой-то весточки! Ты можешь себе представить, как это? Я умирала от неизвестности каждый день, я не понимала, за что ты так со мной…