Мила Рудик и Чаша Лунного Света - Алека Вольских Страница 69

Позади Ромки началось очередное обсуждение в группе девочек со второго курса. У одной нервно дергался глаз, а у другой срывался голос, и она то и дело прокашливалась. Ромка, услышав испуганные голоса, невольно обернулся. Мила тоже посмотрела в их сторону, но они говорили все о том же и почти теми же словами.

— Я не могу в это поверить. Страшно до ужаса…

— Если это случилось со сторожем Думгрота, то и с нами может…

— А хуже всего, что это произошло здесь! Ведь Троллинбург — самое надежное место…

— Да прекратите вы! — воскликнул вдруг Иларий, сидящий по другую сторону от группы второкурсниц, и шепот тут же смолк. — Все знают, что Гильдия чаще всего нападала во Внешнем мире. Но здесь тоже было несколько смертей. Моего прадеда нашли с Черной Меткой именно здесь, в Троллинбурге. И какая вообще разница — где? Опять нашелся какой-то трус из своих и делает, что ему приказывают. Важнее, что нас хотят запугать. Ясное дело, проще простого одолеть тех, кто от страха поднимает вверх лапки. Лично я не собираюсь бояться. А вы — как хотите!

Иларий гордо поднялся и решительной походкой вышел из гостиной.

После его слов наступила такая тишина, что Мила даже слышала, как у кого-то урчит в животе. Несколько минут никто не осмеливался и звука произнести. Мила подумала, оглядывая ребят, что еще неизвестно, чего они сейчас побаиваются в первую очередь: Гильдии или своего однокашника Илария Кроху. Потому что Иларий только что говорил с такой яростью, которой от низкорослого худенького паренька никто не ожидал.

Спустя минуту в гостиной зашептались снова, но так тихо, как будто боялись, что еще кого-нибудь прорвет, как Илария.

Ночью Мила долго не могла уснуть. И хотя в эту ночь все в комнате заснули позже обычного, когда ее соседки мерно посапывали, Мила все еще лежала с открытыми глазами и смотрела в темный потолок. Но, кроме потолка, перед глазами почему-то назойливо стояла картина: белая рубашка с оборочками, а на ее фоне — круглое черное пятно.

Мила встала, взяла со стола палочку и шепотом приказала засветиться. Потом тихо вытащила чемодан, стоящий под кроватью, и достала шкатулку Асидоры. Осторожно откинула крышку и со странным ощущением тревоги и интереса взяла в руки Черную Метку. Она взобралась с ногами на подоконник ближайшего к ее кровати окна, обхватила рукой колени, а шкатулку поставила рядом.

Мила впервые держала в руках Черную Метку, и она показалась ей тверже камня. Эта ужасная вещь принадлежала ее прабабушке. Асидора была первой. Почему? Почему именно она? Как и Думгротский сторож, она просто оказалась не в том месте и не в то время? Или здесь нечто большее? И как бы Миле не хотелось узнать — что, но Асидора ей этого уже не расскажет. Все, что Миле осталось от прабабушки, — вот эта гладкая, как будто отполированная временем, Черная Метка.

Из приоткрытого окна потянуло холодом. В ночном стылом дыхании затаилась угроза, и Мила почувствовала, как ее одолевает страх. Черный сургуч на ладони, словно вырванный из ночного мрака, был хуже и злее самой черной ночи. Зловещий порыв сквозняка просвистел между рамами, и кожа Милы покрылась мурашками.

Желая побыстрее избавиться от охватившего ее ужаса, Мила уже было собралась спрятать печать обратно в шкатулку, но тут вспомнила слова Илария: «Нас хотят запугать. Понятное дело, легче легкого одолеть того, кто от страха себя не помнит. Я вовсе не собираюсь бояться. А вы — как хотите…»

Ощутив неожиданный прилив смелости, Мила передумала возвращать сургучную печать обратно под кровать. Она завязала на крепкий узел тонкую пеньковую веревку и, не колеблясь, надела на шею ожерелье, украшенное, вместо драгоценных камней, первой в истории Гильдии Черной Меткой, той самой, которая когда-то объявила войну волшебному миру.

Всю ночь за окном свирепствовал ураган: раскаты ветра то утихали, как будто для передышки, то принимались остервенело гнуть ветви деревьев и биться о стены домов. Когда Мила уже засыпала, ей почудилось, что сквозь неуемную ветряную бурю и хлынувшие на землю потоки ливня прорывается грозное рычание льва. Почему-то это придало ей чувство защищенности и уверенности, и она скоро уснула.

Возвращение Черной Метки Гильдии подействовало на всех, как весть о всемирной катастрофе. В коридорах Думгрота первое время было непривычно тихо. Шума и смеха не было вовсе, а если какой-то неисправимый весельчак и смеялся над своей же шуткой, то его смех тут же испуганно прерывался, натыкаясь на непробиваемую стену страха и тишины.

Другое дело — шепот. Шептались абсолютно все: учителя возле учительской и в кабинетах перед уроками, ученики в коридорах и в парке на перерывах. И всюду время от времени можно было разобрать одно и то же: «Неужели Гильдия возродилась?»

И только по прошествии недели Троллинбург начал приходить в себя. То ли волшебники устали бояться, то ли бесконечные разговоры на эту тему многим просто набили оскомину, но все чаще можно было услышать, как на улицах города и в Думгроте говорят на любые темы, не упоминая Черной Метки.

В четверг стояла теплая и безветренная погода. После уроков Мила, Ромка, Белка и Яшка направлялись в парк, чтобы поработать над заклинанием Простейшего Перевоплощения для Многолика.

— Разобьемся на пары следующим образом, — говорил Ромка. — Мы с Милой потренируемся друг на друге, а ты, Белка, будешь тренироваться вместе с Яшкой. Может быть, он тебе сварганит шляпу настоящей звезды эстрады, а ты как звезда обеспечишь его своими автографами.

Белка, застрявшая возле вещающей о скором концерте афиши Лирохвоста, которая была наклеена поверх клыкастого рта Бабы-яги, хмуро повернулась к Ромке, услышав в его голосе хорошо различимую иронию.

— Мне интересно, — с заметной обидой в голосе сказала она, — кто тебя уполномочил здесь распоряжаться? С чего это ты вдруг решаешь, кому с кем тренироваться?

Оторвавшись от созерцания Лирохвоста, который на афише с неотразимой улыбкой аккомпанировал трем розовым поросятам, водившим хоровод, Белка гордо вздернула подбородок и, демонстративно развернувшись, направилась дальше по тропе.

— Ха! — воскликнул возмущенно Ромка, срывая афишу и с брезгливой миной бросая ее в ступу Бабы-яги, которая довольно причмокнула освобожденным ртом. — Ой, прости! И правда, станет ли такая звезда, как ты, терпеть указания от простого смертного вроде меня. Надеюсь, ты не лишишь меня своего автографа? А то я этого не переживу.

Мила и Яшка обменялись взглядами, и Яшка тяжело вздохнул.

— Можешь говорить, что хочешь, — слегка обернувшись на ходу, обиженно сказала Белка, — но, по-моему, ты просто завидуешь.

— Чего!? — возмутился Ромка. — У тебя что, звездная болезнь началась? Чему это я, интересно, завидую?

— Тебе не дает покоя тот костюм, который наколдовал мне профессор Многолик, — ответила Белка. — Ты так не сможешь.

— Я не смогу?! — со все возрастающим возмущением воскликнул Ромка. — Это я-то не смогу?