Ая эН. Елка, которая пароход - Ая эН Страница 7

– Эй, ты куда? Ты что?

В тринадцать тринадцать они оказались на кухне. Вика выдернула руку и поправила пингвина в кармане, который чуть не вылетел по дороге, когда они наткнулись на неубранную стремянку.

– Ты что, обедать срочно хочешь? Тебе супу нагреть?

Петя не хотел обедать.

– А может, салатику?

Петя и салатику не хотел. Но Вика уже открыла холодильник и изучала его содержимое.

– Ого, у вас тут икра есть! Черная! Давай я тебя икрой накормлю!

Петю все еще немного мутило от пережитого только что шторма, так что икру он тоже не хотел и Викиного энтузиазма не разделял.

Тут, на кухне, тоже слегка штормило, потому что на столе покачивалась открытка-елка, которую Вика посчитала пароходом, который Петя рисовал для неродной мамы вместе с дедом, который притворялся Дедом Морозом, которого на самом деле и не…

Сильнее всего качало на пуфике-котенке спящего живого котенка, почти слившегося с пуфиком. Петя понял, что и он сейчас сольется с чем-нибудь. С кухни тоже надо было бежать. Куда-нибудь далеко, за леса и горы, хоть к Кощею, хоть куда, хоть…

– Я хочу увидеть Бабу-ягу!

Вика стояла с банкой икры в руках и читала, что на ней написано.

– Дорогущая, наверное… Ты ее пробовал?

– Я хочу увидеть Бабу-ягу!

Вике было очень жалко ставить банку с икрой обратно в холодильник.

– Давай я накормлю тебя икрой и салатиком, а то ты с утра ничего не ел. А потом пойдем к Бабе-яге.

– Сейчас пойдем! Сейчас! Вика напрягла лоб.

– Ладно. Но потом ты сразу поешь. Так что салатики и икру мы возьмем с собой. И ты у нас дома поешь.

Петя был на все согласен, лишь бы поскорее. Вика вручила Пете миску с салатом, на нее положила пакет с виноградом, на пакет водрузила найденные в холодильнике же пирожные. А сама взяла икру и пакет сока.

– Пошли!

В тринадцать девятнадцать они вышли на лестничную площадку.

Петя никогда раньше не заходил к Вике. Оказалось, что у них всего одна комната. Баба-яга лежала на кровати, в дальнем углу, на спине, и храпела. Усов у нее вроде не было. И какашками нигде не пахло. Пахло какими-то лекарствами. Петя на всякий случай не стал подходить близко. Вика отобрала у него еду, отнесла на кухню и вернулась.

– Она всегда-всегда спит? – шепотом спросил Петя.

– Нет конечно. Хочешь, разбужу?

– Не надо! – Петя испугался. – Пусть спит.

– Мы ее днем часто будим, а то потом ночью разгуляется, нам спать не даст.

Петя несмело прошел поближе к окну. У окна стояла елка.

– Мы с мамой заранее нарядили, – похвасталась Вика. – Правда красиво?

– Красиво. А почему у вас пианино посередине комнаты?

Черное большое пианино стояло торцом к стене, клавишами к окну. За его спинкой так же торцом к стене стоял узкий диванчик.

– Так мне играть удобнее, я же хожу на музыку, и у меня успехи. И потом, тут, за пианино, мамина комната и Бабы-яги, – объяснила Вика. – А тут, у окна, – моя. Тут я сплю, а тут мой стол.

– А мама где спит?

– Тут.

– А папа тогда где?

– Папа у меня есть, только он где-то в другом городе спит, – объяснила Вика. – И это хорошо.

Петя представил себе, как его папа каждый вечер едет в другой город, чтобы там спать. Он представил, как папа долго стоит в пробке на большой страшной дороге, потом, зевая, смотрит на бесконечное, темное и мокрое шоссе и держится за руль, ругая дорогу и дураков, которые ее делали…

– Нет, это не очень хорошо! – возразил Петя. – Мы один раз ездили в другой город, в Москву, чтобы там ночевать. Так что я знаю. Ничего хорошего.

Вика пожала плечами. Потом она стала доставать из карманов пингвинов и вешать их на елку.

Вдруг Баба-яга громко хрюкнула и открыла глаза.

Петя вздрогнул.

Баба-яга повернула голову и посмотрела на Петю.

Петю затрясло.

– Ты кто? – хрипло, едва разборчиво спросила Баба-яга.

Петя хотел ответить, но во рту у него предательски пересохло.

– Бабушка, это я, Вика! – прокричала Вика, не отрываясь от своего занятия.

Петя второй раз вздрогнул, сквозь тряску. Это была настоящая Баба-яга!

– Если спросит про тебя, скажу, что ты моя подружка, – прошептала Вика Пете.

Но Баба-яга про Петю не стала спрашивать. Она опять закрыла глаза и от этого стала еще страшнее. Бабы-яги, когда не спят, могут смотреть с закрытыми глазами насквозь! Вот!

– Готово! – сказала Вика, разобравшись с пингвинами. – А этот у меня пока на шее висеть будет. Я его на елку вечером повешу.

Баба-яга опять открыла глаза и что-то пробормотала, как заклинание. «Вот наколдует мне нос, как у Буратина!» – испугался Петя и украдкой пощупал свой нос. Нос был холодный.

Вика в ответ на заклинание спокойно подошла к Бабе-яге, к тумбочке, которая стояла совсем рядом с кроватью. Налила в чашку воды из графина и протянула бабушке. Баба-яга приподнялась на локте со второй попытки и взяла чашку. Петя заметил, что Вика не отпустила чашку, продолжает держать. А белые пальцы Бабы-яги схватили чашку поверх Викиных рук. Петя подумал, что Вика – очень смелая девочка. Он бы ни за что так не смог. А вдруг теперь Вике так и придется стоять приклеенной к чашке и к этой бабке? Но Баба-яга немного попила и опять легла, закрыв глаза. А не приклеенная Вика вернулась к Пете.

– Ну что, пошли на кухню обедать салатиками? Петя кивнул. Лучше обедать салатиками на кухне, чем заколдоваться Бабой-ягой и потом всю жизнь жить с длинным носом или приклеенным к чашке.

В тринадцать тридцать Вика и Петя стали обедать икрой и салатиками. И еще оставленными тетей Мариной на плите окорочками в томатном соусе и картошкой. Обедала в основном Вика, а у Пети настолько не было аппетита, просто как никогда.

– Ты чего не ешь?

– Я сегодня уже завтракал.

– Так это когда было! Обедать пора.

– Не хочу.

– Наверное, ты плотно завтракал, – предположила Вика, наливая себе соку. – Когда плотно позавтракаешь, потом обедать не хочется.

Петя хотел сказать, что он сегодня съел два блина и очень много рыбы из океана. Но потом подумал, что рыба, наверное, не в счет… Впрочем, есть все равно не хотелось. А вдруг Баба-яга встанет и придет на кухню?

– А еще, если много куришь, то тоже обедать не хочется, – сказала Вика. – Мамина подруга Таня специально курит, чтобы похудеть. Мама говорит, что Таня – глупая, здоровье портит. Она и так худая… Ой!