Печенька, или История Красавицы - Жаклин Уилсон Страница 7

Глава 4

Обычно к тому времени, как я вставала утром, папа уже уезжал на работу, но в этот раз, когда спустилась завтракать, он сидел в кухне за столом и читал газету. У меня снова живот скрутило, хоть мама и улыбнулась ободряюще. Она была сегодня особенно красивая, в атласной ночной рубашке и халатике персикового цвета. Длинные волосы падали ниже плеч, шея и руки белые и гладкие, как мороженое.

– С добрым утром, лапуся! Хочешь яичко?

Я помотала головой и насыпала себе кукурузных хлопьев. Потом налила в миску молоко.

– Хлопья предпочитаешь? Перхоть тоже бывает хлопьями – не хочешь попробовать? – спросил папа, оторвавшись от газеты.

Я заставила себя хихикнуть, хотя слышала эту шутку в сотый раз. Мой смех прозвучал, словно мышка пискнула. Мама налила ему еще кофе и подложила гренки на тарелку. Папа приподнял одну гренку.

– Что такое, Дилли, гренки не прожарены! Они даже не согрелись, а ведь не зря называются гренками! Ну-ка, подержи их еще в тостере!

Папа посмотрел на меня и подвигал бровями.

– Эх, Красавица, кулинар из твоей мамы никакой! Она и яйцо-то сварить не сумеет, правильно ты отказалась!

Я улыбнулась через силу.

– Мам, мне все равно некогда. Хочешь, я послежу за папиными гренками, а ты пока оденешься?

– Я сегодня сам отвезу тебя в школу, – сказал папа. – Мне нужно заглянуть в муниципалитет насчет всей этой катавасии с разрешением на застройку, заодно и тебя подвезу.

Я жевала и никак не могла прожевать кукурузные хлопья. Вроде небольшая горсточка, а все разбухает и разбухает во рту, все зубы склеила и облепила язык склизкой золотистой массой. И проглотить не получается, а выплюнуть хлопья обратно в миску я не смела. Так они и будут пухнуть у меня во рту, пока не полезут из ушей.

– Красавица, почему такая кислая физиономия? Ты что, не рада прокатиться в «мерсе»? Пускай твои подружки обзавидуются!

Я кивнула, потому что не могла говорить. Этот кивок – самое большое вранье за всю мою жизнь. Я не хотела, чтобы папа вез меня в школу, тем более – в сверкающем серебристом «Мерседесе». Мерседес – мое второе имя, и над ним смеялись почти так же, как над первым. Скай говорила, что меня надо было назвать «Уродина Шкода Печенинг», и они с Арабеллой и Эмили прямо покатывались со смеху.

– Тогда скажи что-нибудь, что молча головой трясешь? – сказал папа.

Я жутким усилием проглотила склизкую кукурузную кашицу и поскорее запила соком.

– Прости, папа…

И все равно я продолжала давиться, зажимая себе рот рукой. Мама похлопала меня по спине, а я прижалась к ней и потерлась щекой о нежную шелковистую ночнушку. Стать бы снова маленькой-маленькой, чтобы мама держала меня на ручках и не надо было ходить в школу…

Я почистила зубы, сходила в туалет и натянула коричневый пиджак.

Папа посмотрел на меня и вздохнул.

– Не понимаю! Я выкладываю денежки за самую престижную школу графства, а они заставляют мою дочь носить уродскую форму цвета собачьего дерьма…

– Джерри! – сказала мама.

– Нет, серьезно, почему они не могли выбрать подходящий для девочек цвет – розовый или там лиловый? А то она как Сиротка Энни. – Папа нетерпеливо потрепал меня по голове. – У Сиротки Энни в фильме по крайней мере кудряшки. Дилли, неужели ничего нельзя сделать с ее волосами? Может, перманент?

– Она еще маленькая! А по-моему, у Красавицы и так чудесные волосы.

– Скажи, Красавица, тебе бы хотелось быть кудрявой? Ведь хотелось бы? Дилли, а нельзя накручивать их на ночь на такие круглые штуковины?

– Бигуди уже не в моде! – сказала мама.

– Ах, извини! Я жалкий старикан, понятия не имею о моде!

В папином голосе появились сердитые нотки. Я вся сжалась – думала, он опять заорет, но папа только головой покачал и легонько шлепнул маму пониже спины.

– Молодец, Дилли, поставила меня на место! Красавица, идем, в школу пора.

Отвертеться не было возможности. Я устроилась на кожаном черном сиденье, не поднимая головы.

Папа то и дело давал гудок и громко ругался.

– Идиот! Водителем себя считает! Что тащишься, как черепаха, я опаздываю!

– Пап, я могу здесь выйти. До школы отсюда две минуты. А ты поезжай в муниципалитет!

– Что? Нет, моя дорогая, не мели чепуху. Я тебя до самых ворот довезу, – сказал папа.

Бесполезно было его отговаривать. Папа и правда затормозил у самых ворот, хотя там висела официальная табличка, что родителям ставить здесь машины запрещается. Я не решилась ему указывать, но многие другие родители на нас оглядывались, некоторые даже головой качали.

«Мерседес» вообще машина заметная, а сейчас он казался огромным, как двухэтажный автобус. Я отстегнула ремень безопасности, рванула дверную ручку и выскочила из машины.

– Спасибо, папа, что подвез…

– А разве моя Красавица меня не поцелует? – крикнул папа в открытое окошко.

Арабелла и Эмили стояли неподалеку. Они стали смеяться и подталкивать друг друга локтями.

Я чмокнула папу в щеку.

– Пока, Красавица! – крикнул он.

Арабелла и Эмили чуть не описались.

– Привет, привет, Уродина! – хихикнула Арабелла. – Значит, сегодня тебя папочка в школу привез?

А Эмили сказала:

– Ты что, не знаешь, что перед воротами парковаться нельзя? Или твой папа думает, к нему это не относится, раз он такой важный в своей серебристой консервной банке?

Я хотела пройти мимо, но они схватили меня за руки с двух сторон. Я оглянулась – папа весело махал мне рукой. Наверное, подумал, что я встретила своих лучших подружек, а не заклятых врагов. Нет, самый главный враг – Скай. Вон она, поет и танцует посреди двора. Демонстрирует очередной дурацкий номер, который выучила, глядя в телевизор. Вихляет бедрами и встряхивает длинными светлыми волосами. Это должно выглядеть ужасно глупо, но почему-то не выглядит. Скай поет, как настоящая певица, а танцует, как настоящая балерина, так что глаз не отвести. Не я одна – все девчонки во дворе на нее смотрели. И все до единой мечтали быть такими, как Скай, – даже я.

Скай закончила выступление, вскинув руки, как будто ожидала аплодисментов. Многие захлопали, словно Скай – настоящая звезда на настоящем концерте. Рона тоже захлопала и попросила Скай научить ее такой пританцовывающей походке.