Спаситель и сын. Сезон 4 - Мари-Од Мюрай Страница 8

– Спа… Ах, это ты, Жером, – опомнилась она, вернувшись к прозе жизни.

Звонил бывший.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Да нет, ничего особенного. Хотел узнать, что у тебя новенького.

– Новенького? У меня?

– М-м… В общем, нет. Мне нужно с тобой поговорить.

Нужно поговорить? И голос такой вкрадчивый. С чего это он «прикидывается лапулей», как сказала бы Алиса?

– Хочешь опять изменить детское расписание? – предположила Луиза.

– Да нет, что ты! Я просто тут рядом. Можно зайду тебя повидать?

– Ты что, с ума сошел?

Луиза увидела себя глазами Жерома: непричесанная, неподкрашенная, в пижаме.

– Ну а как-нибудь на днях у тебя найдется минутка?

Настойчивость Жерома напугала Луизу.

– Это касается детей? – Материнский голос дрогнул.

– Не детей, не волнуйся. Просто… Это не телефонный разговор.

Но Луиза уже разволновалась и дала согласие увидеться с Жеромом во второй половине дня, после того как ребята вернутся из школы. Повесила трубку и покорилась необходимости – взялась за уборку. Начала складывать газету и как будто увидела сон наяву. Она вспомнила, что Жером однажды рассказал ей, желая лишний раз напугать, про какого-то маньяка, который хотел отравить Лазаря и заставлял его проглотить горсть таблеток. А Спаситель избегал этой темы, только упомянул разок о сумасшедшем, который проник к ним в дом. Так это тот самый сумасшедший пытался повеситься в тюрьме в Саране? Как это узнать? И как узнать, что на самом деле произошло в феврале прошлого года? Луиза с удивлением оглядела кухню. Она и не заметила, как успела навести порядок. И у себя в мыслях тоже. И сообразила, что будет делать. Пороется в архиве у себя в редакции, восстановит факты, соберет информацию о Гюге Т. родом с Мартиники. Журналистка она или нет?

В пять часов вечера Луиза вошла в кафе «Тупик», где назначила встречу Жерому. Он ждал ее, сидя за чашечкой кофе.

– Заказать тебе тоже кофе?

– Нет, спасибо. Ну, что ты хотел мне сказать?

– Мы с Пэмпренель разводимся.

– Что-что?

Жерому не хотелось еще раз повторять свою новость, и вместо ответа он отхлебнул глоток кофе.

– Но у вас только что родился ребенок! Он совсем маленький!

– Не такой уж и маленький, ему уже восемь месяцев, – брюзгливо пробурчал Жером.

У Луизы распахнулись глаза: вот, значит, как? Ребенок уже старенький! Она не возражала бы против подробностей. Кто уходит – Жером или Пэмпренель? Кто из них «встретил свое счастье», как принято говорить? Но она промолчала. Любопытство было ниже ее достоинства.

– Что изменится для Алисы и Поля? – спросила она.

– Ничего не изменится. Хотя я, разумеется, буду жить в другом месте…

– А они по-прежнему будут проводить одну неделю у тебя, другую у меня? Думаю, будет неправильно, если они больше не увидят своего маленького брата, – прибавила она, сделав над собой усилие, чтобы озаботиться судьбой несчастного младенца.

– Ну да, ну да, но проблема совсем не в этом.

– А в чем? – встревожилась Луиза. И вздрогнула, потому что Жером взял ее за руку.

– Мы не должны были расставаться! Ты моя любовь, я любил и люблю только тебя! – пафосно объявил он, не ощущая ни малейшей неловкости. – На меня просто затмение нашло. Ты должна была понять меня и удержать.

Луиза попыталась высвободить руку, но Жером сжал ее еще крепче.

– Тебе бы проявить терпение, – продолжал он, – сберечь семью ради наших детей. Подумаешь, несколько месяцев или даже недель. Я бы опомнился. Девчонка бросилась мне на шею, как я мог отказать, я же мужчина. Ей двадцать три, представляешь? И такая вся аппетитная…

– Ты говоришь о своей жене! – возмутилась Луиза, сразу забыв о своей неприязни.

– Мы разводимся, я же тебе сказал, – уверил ее Жером, словно развод снимал все обязательства и разногласия. – Поль тоже ее терпеть не может, а Алиса в два раза ее взрослее. Для наших детей так будет гораздо лучше, поверь. Им нужна настоящая семья, взрослые родители.

– В-в-взрослые? – Луиза изумилась до такой степени, что даже стала заикаться.

– Сама подумай, отношения с твоим Спасителем долго не протянутся. Ему нечего тебе предложить. И ты для него лакомый кусочек, не больше. Антильцы – они, сама знаешь…

Официант поставил на стол стакан воды одновременно с чашкой кофе. Вода пришлась Луизе очень кстати.

– Никогда! Никогда не говори мне о Спасителе! – прибавила она, вскочила и убежала, оставив Жерома обсушиваться бумажными салфетками.

– Чего от тебя папе понадобилось?

Луиза не ждала, что Алиса, появившись из своей комнаты, встретит ее таким вопросом.

– Они с Пэмпренель расходятся, – сказала Луиза и тут же пожалела, что Алиса узнала эту новость от нее.

– Пф, ерунда какая, – передернула плечами Алиса. Развернулась и пошла, удивив Луизу полным равнодушием. Но в следующую минуту дочь вернулась, клокоча от ярости. – А мы куда денемся?! Опять придется собирать манатки?

– Собирать манатки? – повторила Луиза, не очень понимая, что имеет в виду Алиса.

– Хватит с меня! Это семейство меня достало! – продолжала она бушевать. – Буду проситься в приют!

Бабах! Алиса хлопнула дверью.

– Что случилось? – Из другой двери высунулся Поль.

– Не знаю, – ответила Луиза. – Хочешь, напечем блинчиков?

Поль отправился вслед за мамой на кухню – лучшее место на земле, когда она там стряпала. И уж точно его слушала, пусть даже не очень внимательно, но зато убежать никуда не могла.

– Знаешь, какой мой самый любимый день? – спросил Поль. – Не знаешь? Вторник.

– А я думала, среда, потому что ты ночуешь у Лазаря.

– Среда, конечно, тоже мой самый любимый день, но он пролетает очень быстро. А во вторник я жду, день тянется медленно, но я очень рад, потому что все время думаю: завтра наступит лучший день недели.

– Да ты у меня философ! – улыбнулась Луиза.

Поддразнивая ее, Поль дернул завязку передника.

– Хорошо бы у нас все дни были средой! Почему мы не живем у Спасителя, как Габен и Жово?

– Потому что там живут Габен и Жово, – ответила Луиза сердито и завязала передник.

В голове у нее крутились слова Жерома: «Спасителю нечего тебе предложить. Ты для него лакомый кусочек, не больше». Больнее всего ранит хладнокровная злоба с крупицей правды.

* * *

Среда. Приемная Спасителя. Кто-то сидит в потемках, забравшись с ногами в кресло и сжавшись в комочек. Это Бландина. Она думает, что же она скажет психологу. Не в ее привычках готовиться к консультации, но она не привыкла и не желала чувствовать себя виноватой.