Степной ветер - Ирина Дегтярева Страница 8

Мишке совершенно расхотелось совершать сегодня добрые дела, и он со свирепым выражением лица сначала порвал табличку, а затем побежал искать Ленку, которая где-то благоразумно затаилась.

У отца на кровати лежала черкеска, старинная. Верхняя одежда грузин, черкесов, абхазов и других кавказских народов. Такие черкески стали давным-давно носить и кубанские казаки.

Тетка заглянула вслед за Мишкой к Петру Михайловичу в комнату.

– Дед Мирон прислал, – пояснила она. – Я ее подлатала. Всё лучше, чем новодельные. У этой и газыри́, и поясок отделаны чистым серебром.

– Газыри? – переспросил Мишка. – Что это? Для чего?

– А вот эти пенальчики, которые справа и слева на груди по нескольку штук в ряд… Сам приберешься? Только отцовы вещи не трогай и к черкеске не прикасайся. Пыль с мебели сотри и пол вымой. Слышишь, олух царя небесного? Не рыскай глазами, не рыскай. Шашку дедову я припрятала, а то ты еще зарежешься.

– Гляди, как бы твой Юрик не зарезался! А то он только в книжки пялится, а жизни не знает.

– Зато ты познал вчера…

Мишка чуть не заплакал, и тетка пожалела о сказанном.

– Ладно, ладно. Не дуйся. На́ вот тебе пятьдесят рублей, мороженое купишь. – Тетка порылась в кармане передника и протянула деньги.

Потапыч угрюмо принял подношение.

– А когда я к деду Мирону поеду?

– У отца спрашивай, – отмахнулась она уже от дверей, обувая там шлепанцы, которые сняла, когда заходила. – Мне еще готовить на корреспондентов. Гриша грозился раков наловить и рыбы, да еще шашлык они хотят. О господи!.. А мне только знай поворачивайся живее.

Мишка обожал деда Мирона. На самом деле он являлся ему не дедом, а прадедом, но поскольку больше никаких дедушек-бабушек вовсе не имелось, вся привязанность Потапыча обратилась на него.

Дед еще до Мишкиного рождения переехал на другой хутор, женившись через несколько лет после того, как овдовел. Там еще раз овдовел, но так и остался жить на новом месте, в тридцати километрах от хутора Ловчий, независимый, своенравный старик, на которого Мишка был похож и характером, и внешне.

Усевшись на отцову кровать рядом с черкеской, Мишка погладил ее, тронул пальцем серебряные, потемневшие от времени, прохладные газыри. Тут же лежали папаха из черного, мягкого, в мелких завитках меха и красная рубаха под горло – косоворотка. Воротник должен был облегать горло, застегиваясь на пуговички, и доходил почти до подбородка. Ткань выглядела старой и выцветшей, но еще крепкой. Мишка знал, что ткань для рубахи ткала еще его прабабка. Из-под рубахи выглядывали черные шаровары без лампасов. Рядом с кроватью стояли невысокие начищенные сапоги.

Отец почти все время ходил в сапогах, только голенища у них были выше, чем у этих, – для верховой езды.

«Какое смешное название – газыри», – подумал Потапыч и бросил взгляд на компьютер на письменном столе.

Отец запрещал им пользоваться в свое отсутствие, да и в те редкие часы, когда был дома, тоже не приветствовал сидение перед монитором. А сам по вечерам подолгу засиживался. Сколько ни заглядывал Мишка ему через плечо, на экране все время высвечивались скучные документы, таблицы, графики. Иногда фотографии лошадей.

Мишка вспомнил про компьютер, чтобы узнать про газыри. Но отец, подстраховавшись, еще и пароль поставил от Потапыча. Поэтому взгляд Мишки переместился на большой книжный шкаф, казалось раздувшийся от книг, журналов по коневодству, брошюр по ветеринарии, вырезок из статей об отцовских победах в соревнованиях и его конезаводе. Но в самом низу стоял Большой энциклопедический словарь.

– Таким убить можно… – проворчал Мишка, вытаскивая тяжелый толстый том и открывая его на нужной странице.

Но вместо того, что искал, увидел другое слово.

– «Газы нефтяные попутные»! – прочел Мишка и рассмеялся. – Нет, это явно не то. Когда надо, так нет, – посетовал он и выругался, оглянувшись.

За «черное», то есть матерное, слово можно было схлопотать по губам от взрослых. Дома никто не ругался, кроме дяди Гриши.

Мишка слышал, как тот пересыпа́л разговор матом, когда ссорился с поставщиком кормов по телефону у себя в комнате. И то, сообразив, что дети не могут этого не слышать, тетка кинулась туда, и он тут же прекратил.

Потапыч бросил словарь на кровать, лег рядом с черкеской на живот и стал разглядывать эти самые газыри внимательнее. Обнаружил, что сверху на каждом крышечка. Он потянул одну, и она открылась.

Мишка отскочил от черкески с крышкой в руке, решив, что сломал несчастный газырь.

Но испуг прошел, а любопытство осталось, и Мишка снова прилег рядом, чтобы не помять вещь. Он попытался заглянуть в пенальчик, но там было совсем темно, и пахло оттуда странно – кисловатым, тревожным. Мишка легонько потряс газырь. Внутри что-то несомненно находилось.

Поискав глазами листок, Мишка нашел газету, лежавшую на подоконнике, оторвал с первой страницы приличный клок, подложил под пенальчик и наклонил его. На газету высыпался серо-черный зернистый порошок.

– Что это еще такое? – поморщился Потапыч.

Однако он методично, с завидным усердием, проверил все пенальчики. Один не открылся, и Мишка решил не рисковать, чтобы не сломать его. По десять газырей крепились справа и слева на груди. Всего, стало быть, двадцать. Но порошок попался еще только раз, и высыпалось его на газету значительно меньше.

– Интересно!

Мишка понюхал порошок и решил завернуть его в газету и спрятать до выяснения обстоятельств. Интуиция ему подсказывала, что это не мусор и не пыль времен.

На газыри Мишка ухлопал полтора часа и весь перепачкался. Пенальчики открывались туго и пачкали руки. Еще полчаса он на террасе отмывал кончики пальцев и радовался, что черкеска черная и грязь на ней не заметна.

В итоге он испачкал раковину и футболку. Раковина не отмывалась, а футболка не отстирывалась. Глянув мельком на себя в зеркало, он увидел, что и лицо все в полосах этой черной пасты.

Мишка подумал, что давний его предок не отличался чистоплотностью и грязными лапами лазил в эти загадочные газыри. Такая мысль вызвала у него нервный смех до слёз. Облокотившись о раковину, он хохотал, сжимая мокрую грязную футболку в руках.

– Молодец! – раздался отцовский сердитый голос за спиной. – Я его попросил убраться в комнатах, а он не то что не убрался, но и сам перемазался. Раковину всю чем-то изгваздал. Вот и надейся на тебя после этого.

Он разочарованно покачал головой и, сняв сапоги, босиком прошлепал к себе в комнату и раздраженно захлопнул дверь.

Мишка надул губы. Смех сразу куда-то подевался.