Жандармский дворик - Нонна Ананиева Страница 9

– Вспоминай, вспоминай.

– От тамбура открывается вся большая анфилада.

– Что открывается? – переспросили мальчики.

– Анфилада включает вестибюль, – она пропустила их вопрос и продолжила, – аванзал, большой зал и зимний сад. Вот что в этой стеклянной стене – там зимний сад! – радостно воскликнула Икара. – Центральное звено анфилады – зал, где она устраивала приёмы и репетировала. Там жила балерина! Я строила этот дом, то есть строил…. – она опять задумалась и даже свела брови, – да, я… была архитектором.

– А это Санкт-Петербург, – сказал Лёша.

– В этом доме жила Матильда Кшесинская – самая известная балерина Мариинского театра. Дом, который я построил для неё, был лучшим моим творением.

– Да, ты права, Икара, ты вспомнила. Главным архитектором этого дома был Александр Иванович фон Гоген. И там, действительно, жила Кшесинская, балерина, очень близкая царскому двору, дружившая с самим Николаем II, с великими князьями. Это важно.

– Важно для кого? – спросил Лёша. Он оживился.

– Для нашей с вами истории, – ответил задумчиво Рару. – У Николая Второго, последнего русского царя, был единственный наследник Алексей, на которого они с царицей очень надеялись и очень за него боялись. Он был болен гемофилией.

– Чем-чем? – спросили все.

– Ну это такая болезнь крови у людей, которая передаётся по наследству. Нарушается процесс свёртываемости крови, происходят кровоизлияния в суставы, во внутренние органы. Ушибы и царапины очень опасны и проходят долго и больно. Царевича нельзя было вылечить, и любая серьёзная царапина могла стоить ему жизни. Царь с царицей это знали, но, как все родители, мечтали о чуде, об его излечении.

– А у тебя, Рару, есть кровь? – спросила Икара.

– Есть. Она светлее, чем ваша, и не жидкая.

– А какая? – хором спросили все.

– Ну как сказать… Она похожа на желе. Она не капает, если я порежу сосуд. У нас всё похоже, но уже не так, как у вас. Для нас главное, чтобы мы могли заряжаться от Солнца. Оно даёт нам все жизненные силы – и питание тоже.

– Вспомнила! У инки был главный бог – бог Солнца Инти. В их самом красивом и могущественном городе Куско был построен храм Кориканча. Это было необыкновенное сооружение. Это я вам говорю как архитектор.

Все захихикали.

– И что там было такого необыкновенного? – спросили мальчики, им становилось всё интереснее.

– Окна, двери, стены, крыши, полы, потолки, культовые предметы – всё было из золота! Возле храма находился двор Интипампа (золотое поле), а в нём как будто росли изготовленные из золота деревья, растения, травы, цветы, летали бабочки, паслись олени, ходили пастухи. Всё это было сделано в натуральную величину и всё двигалось при помощи искуснейших механизмов, природу которых так никто и не постиг. Второго такого места в мире не было. Сейчас этого храма уже нет. Его разграбили. Я знал одного англичанина, тоже архитектора, он много мне рассказывал про Южную Америку.

– Самое главное, – добавил Рару к Икариным воспоминаниям, – что в центре храма находился многометровый Золотой диск, символ Бога Солнца Инти. Этот диск и все рисунки и знаки, которые там были изображены, сделали не инки – они были даны людям из космоса. Там была написана история Земли так, как её запланировали космическим разумом, или Главным и Вечным Творцом. Мы знаем, что до Большого Перехода Земле остался один век, всего каких-то сто земных лет – а это очень мало.

* * *

– Подожди, ты откуда считаешь про эти сто лет? С какого места? – спросил Генрих.

– С того, откуда я вас взял с Земли на корабль.

– Значит, Переход должен состояться в тридцатые годы двадцать первого века? Но мы же не доживём!

– Ты опять за старое, – поправил его Лёша.

– Действительно, – поддакнула Икара. – Ты же к этому времени уже сможешь сто раз перевоплотиться, а память в глубине головы останется.

Генрих посмотрел на сестру самым своим противным взглядом. Он так смотрел, когда ему не нравилось, как Икара себя ведёт. Но папы с мамой тут не было, так что жаловаться было некому, и Икара немного осмелела. Тем более что сейчас она была настоящим архитектором, да ещё и знаменитым. Ей тут же вспомнились здания, которые она спроектировала. Александр Иванович фон Гоген построил в Санкт-Петербурге церковь, мечеть, больше десятка роскошных особняков и доходных домов, музей Суворова, здание Академии Генштаба, усадьбы и, конечно, памятник русскому миноносцу «Стерегущий». Над памятником он работал вместе с Костей, точнее, со знаменитым скульптором Константином Васильевичем Изенбергом. Идея была его.

– На рассвете 10 марта 1904 года эскадренные миноносцы «Стерегущий» и «Решительный» возвращались в Порт-Артур после ночной разведки, – Икара решила рассказать про «Стерегущего». – Но неожиданно они наткнулись на четыре вражеских японских миноносца. Наши командиры приняли решение избежать сражения, так как силы были неравными. Но прорыв к Порт-Артуру удался только «Решительному», а «Стерегущий» вынужден был принять бой. Русские моряки бились до последнего. Вся палуба миноносца покрылась убитыми и тяжелоранеными, которые при качке беспомощно скатывались за борт. Экипажу удалось нанести значительные повреждения четырём японским миноносцам. Японцы решили взять разрушенный, потерявший ход русский корабль на буксир, но в живых ещё оставалось два человека. Слова командира судна, лейтенанта Сергеева, глубоко врезались в их сердца. Умирая, он напомнил оставшимся матросам, какая великая слава будет для них, если они погибнут, но не позволят неприятелю овладеть миноносцем. Увидев приближение врагов, эти два матроса спустились вниз и, задраив за собой проходы, открыли люки, чтобы затопить миноносец. «Стерегущий», взятый уже на буксир японцами, начал тонуть и вскоре погрузился на дно моря вместе с двумя героями. Монумент запечатлел трагический момент гибели матросов внутри корабля.

Мужество экипажа настолько потрясло противника, что в Японии его команде тоже был воздвигнут памятник – стела из чёрного гранита, на которой выведены слова: «Тем, кто больше жизни чтил Родину».

Стало тихо и торжественно.

– Любовь – это главное, что есть у человека, – тихо сказал Рару. – У нас почти не осталось даже эмоций. Если бы вы знали, что это за жизнь, когда тебе не с кем праздновать свой момент рождения, когда тебе всё равно, болит ли у собаки лапа или нет, когда кому-то плохо, а ты делаешь вид, что не замечаешь.

– Ой, значит, у вас не день рождения, а всего лишь момент? – спросила не перестающая удивляться Икара.

– Да, момент. Мы определяем его по звёздам. Но мне сложно объяснить, как. Вы ещё не всё поймёте. Но ведь это не важно, да? – неуверенно произнёс Рару.

– Конечно! – поддержал его Лёша. – Нам всё равно, сколько тебе лет или там, моментов. У нас ведь всё равно всё не так. Главное, как мы относимся друг к другу.

– Ой! А какие у вас красивые цветы, правда! – воскликнула Икара. Она видела, как Рару волновался, и ей захотелось его подбодрить. – Хотя кому же они тогда цветут? – она захлопала глазами. Ей стало жалко и цветы, и журчащую речку, и даже розовое небо.