Темная сторона изобилия. Как мы изменили климат и что с этим делать дальше - Хоуп Джарен

Предисловие к российскому изданию

Первое издание этой книги, написанной на родном для меня английском языке, вышло из печати 3 марта 2020 года. Я ждала его с нетерпением: месяцы перед выпуском всегда наполнены муками выбора дизайна и поисками той самой последней опечатки. Фаза исследований, необходимых для текста, давно закончена. То были счастливые дни. Я сидела у окна кабинета, а за стеклом ветер гонял пожухлые листья и первые снежинки. Им на смену пришли холода, укрывшие всю территорию кампуса толстым снежным покрывалом, а потом наконец весна вступила в свои права, затянув все зеленой дымкой. В те времена я витала в облаках, а в промежутке скачивала новые и новые базы данных, искала повторяющиеся цифры в информации о потреблении и отходах, анализировала изменения климата, пришедшиеся на пять коротких десятилетий моей жизни.

Результаты моей работы могли кого угодно привести в уныние: всего за полвека население планеты удвоилось, производство пищи — утроилось, потребление энергии — выросло в четыре раза. Все это породило серьезные проблемы с климатом, которые, возможно, уже необратимы. Я сформулировала задачу, провела исследование и зафиксировала полученные результаты в самой понятной и честной форме: книга готова была встретиться с читателями. Дело было сделано, осталось узнать, что скажут о нем люди. В марте первые экземпляры разлетелись по книжным магазинам и моему восторгу не было предела.

Когда эта книга вышла на английском, в мире ежедневно фиксировали более тысячи случаев заражения COVID-19. Спустя всего две недели речь шла уже о десяти тысячах в день. К концу месяца в США сообщали, что число заболевших в стране перевалило за 100 000, а по Европе прокатилась волна локдаунов. Я живу в Норвегии; здесь закрыли офисы и школы, а общественным транспортом имели право пользоваться только сотрудники медицинских и гражданских служб. Дни напролет мы проводили дома, выбираясь только за продуктами или в аптеку. Я беспокоилась за себя и свою семью, но при этом надеялась, что главная и легко применимая рекомендация из моей книги — используй меньше, делись больше — может сыграть решающую роль в том, как мы переживем пандемию.

К счастью, эпидемия COVID-19 в Европе пошла на спад; мы осторожно выходим на улицы и в места скопления людей, чтобы учиться, играть и работать. Многое предстоит отстроить заново: 2020-й внес свои коррективы практически во все отрасли экономики. Мир все еще ждет широкого распространения вакцин, и нам придется свести все взаимодействия к минимуму, пока не привьются все.

Меня часто спрашивают: вернемся ли мы к тому же уровню потребления энергии и питания (или загрязнения окружающей среды?) после того, как общество войдет в «нормальный» ритм? Как мы будем жить в мире после COVID-19? Я обычно отвечаю, что 2020-й научил человечество не доверять никому, кто якобы может предсказать будущее, но самый главный урок, выученный нами на самоизоляции, не в этом. Куда важнее, что большая часть наших поездок, встреч, покупок, перелетов, путешествий, без которых годами невозможно было представить работу, семью или жизнь, — роскошь, а не необходимость. Хорошо это или плохо (а все еще может обернуться и к добру, и к худу), но мы несколько месяцев просидели дома, не имея доступа ко всему, что привыкли в последние пятьдесят лет считать нормой потребления, и в общем-то не пострадали. Этот опыт может стать крепким фундаментом для поистине глобальных перемен, если только у нас хватит смелости поверить: они возможны.

Уже скоро откроют Университет, и я смогу вернуться к работе. Наконец-то снова можно будет оказаться среди людей, пусть и соблюдая дистанцию. Я рада, что «Темная сторона изобилия» шагает по миру и выходит теперь в России, и с нетерпением жду, когда кто-нибудь прочитает написанные мною слова на волшебном языке другой страны, который я совершенно не понимаю. Сейчас я как никогда сильно верю в главный посыл этой книги: за нашим умением порождать проблемы скрыто и умение их решать.

Я боюсь COVID-19 и ненавижу его не меньше, чем любой из вас. Я хотела бы, чтобы всего этого никогда не случилось. Но, должна сознаться, я рада узнать все то, что мы обнаружили, пока боролись с вирусом. На памяти этого поколения мы впервые замедлили бег и остановились, что-то отпустили и научились жить без чего-то. Значит, мы действительно сможем поступить так снова, когда это будет по-настоящему необходимо.

Вселенная — это перемены; наша жизнь такова, какой делают ее наши мысли.

Солнце и энергия солнечного света. Это потрясающий источник силы! Надеюсь, нам не придется ждать, пока закончатся нефть и уголь, чтобы воспользоваться им.

Великие мира сего начали спорить о глобальных изменениях еще до того, как я родилась.

Восемьдесят лет назад человек, который изобрел электрическую лампочку, настаивал на необходимости возобновляемых источников энергии в переписке с тем, кто изобрел автомобиль, и тем, кто изобрел автомобильные покрышки. Представляю, как оба вежливо кивают, допивают свои напитки — и возвращаются к моторизации планеты. За десятилетия, прошедшие с тех пор, автомобилестроительная компания Форда произвела и продала 300 млн машин. В их двигателях сгорело более 10 млрд баррелей нефти — и это не считая той, из которой в том числе было сделано минимум 1,2 млрд покрышек.

Но и это еще не все. В 1969 году норвежский путешественник Бернт Балхен заметил тенденцию к уменьшению площади ледяного покрова на Северном полюсе. Он предупредил коллег о том, что Северный Ледовитый океан тает, а это может настолько изменить погодные условия, что через 10–20 лет в Северной Америке невозможно будет заниматься сельским хозяйством. Историю подхватила The New York Times, и вскоре заявление Балхена опроверг Уолтер Уиттманн, служивший в военно-морских силах США. Ежемесячно облетая полюс на самолете, он не заметил никаких свидетельств уменьшения площади льда.

Как это часто случается с учеными, Балхен был одновременно и прав, и неправ. К 1999 году с подводных лодок, несших службу в водах Северного Ледовитого океана с пятидесятых, было отчетливо видно, что за это время полярная шапка стала существенно меньше — почти наполовину. И все же с момента, когда страницы The Times удостоились выступления Балхена, прошло уже 50 лет, а американским фермерам еще только предстояло ощутить весь эффект таяния. Получается, Уиттманн тоже был прав и неправ одновременно.

Ошибки ученых не должны нас удивлять: людям вообще гораздо лучше удается описывать настоящее, чем предугадывать будущее. Время от времени мы надеемся, что ученые, в отличие от прочих, правы всегда. Но они тоже ошибаются, и мы перестаем их слушать. Сейчас общество отлично научилось пропускать мимо ушей слова, которые ученые повторяют опять и опять.