Я везучий. Вспоминаю, улыбаюсь, немного грущу - Михаил Державин

Памяти моего отца

Михаила Степановича Державина

посвящаю

Профессия актера — чудесная и удивительная, но есть у нее один минус. Она зависима. Порою ждешь подолгу новой интересной роли с новыми яркими красками, развитием характера, глубоким проникновением в жизнь персонажа, с интригующим и органичным текстом. Вот мне и захотелось наконец — не ждать написанного кем-то, пусть даже классиком, текста, а написать себе текст самому. Ведь жизнь я прожил сам. И кому же лучше меня знать ее и рассказать о ней.

Но поскольку многолетняя актерская привычка к партерам дает о себе знать, я пригласил поучаствовать и в этой книге моих близких и друзей. Действительно, раз уж они долгие годы были моими партнерами на жизненной сцене, я предложил им и здесь рассказать — так, как они умеют, беспристрастно, ярко, объективно — обо всем, что только захотят. И я ничуть не ошибся в своих ожиданиях: в этой новой для меня роли Пана Мемуариста друзья и близкие отлично поддержали меня — партнерски, сценически. Наше общее повествование порою даже переходит в диалог, в душевный разговор. А с разговорами — я с детства знаю — книжки интереснее.

Кстати, многие мои сценические партнеры, по какой-то удивительной игре судьбы, были в то же время мне и близкими людьми. Кто-то из них был (и остается) женой, кто-то — родственником, кто-то — другом. А такой мой бессменный партнер по кино и театральной сцене, как Шура Ширвиндт, мало того, что с самого детства мой близкий друг, так еще и соавтор, и худрук всех наших юморесок. Поэтому его вклад в эту книгу трудно переоценить.

Заранее хочу извиниться перед читателем, привыкшим к «разоблачениям и ужасам» из жизни «кумиров». Так уж получилось, что поскольку все рассказывали обо мне действительно объективно и правдиво, рассказать удалось… только хорошее. Зато всё без утайки и предельно откровенно! Согласитесь, это в мемуарах редкое явление. Поэтому вам, дорогие читатели, предстоит с неусыпным напряжением восторга, буквально тая от восхищения, следить за тем, как развивались все блистательные качества моей личности.

Без ложной скромности скажу, я не был Закадром Внекадровичем Нетронутым, был смолоду обласкан зрительской любовью и всесоюзной известностью, но… Все-таки много ролей не было сыграно. Сыгран Медведь в «Обыкновенном чуде», но не сыгран Ланцелот в «Драконе», сыгран Тартюф, но не сыгран Журден… Сыгран Бобчинский в «Ревизоре», но не сыгран Фирс в «Вишневом саде», сыгран Телятев в «Бешеных деньгах», но не сыгран монтер Мечников в «12 стульях»! Сыгран сэр Джордж в «Трое в лодке», но не сыгран негр Джим в «Томе Сойере»… И так сетовать на обделенность можно долго. Практически до бесконечности. То есть сетования могут в общем-то занять всю жизнь. Кстати, этим эффектно занимаются многие мои коллеги, а я почему-то не хочу. Удивительно, но я доволен всем. Для кого-то это изумительно, невероятно, но это действительно так!

И этого я от души желаю всем своим коллегам, и всем соотечественникам, и всем жителям планеты Земля — самой уникальной, комфортной, обжитой в нашей Солнечной системе.

Что ж, несмотря на множество нереализованных возможностей (а у кого они все реализованы? — спрошу я вас), сыграно немало. Но в этой книге я предстаю не в самой привычной для себя роли. А именно — в роли Михаила Михайловича Державина, оттого прошу читателя о снисхождении. Впрочем, эта роль все-таки исполнялась мной изредка — в спектакле «Андрюша» (о моем друге Андрее Миронове), отчасти в спектакле «Счастливцев-Несчастливцев», а также во время моих недолгих прогулок от театра к дому и обратно.

Конечно же, с любимой супругой Роксаночкой я не был ни Паном Ведущим, ни Тартюфом, ни Телятевым, а был самим собой. Впрочем, иногда с ней я и сам не понимал — кто я и где, на каком по счету небе, так был счастлив… Но оставим подробности для последовательного рассказа в самой книге.

Разумеется, всю жизнь не втиснуть в несколько переплетенных тетрадок, но ведь и в текст роли, киношной или театральной, нельзя втиснуть всю жизнь персонажа, все его мысли и душевные движения… — многое зритель должен угадать, домыслить. Это закон драматургии. В пьесе и в жизни должен быть воздух. И я надеюсь, тот воздух счастья и восторга от жизни в искусстве кино и театра, которым я дышал, окутает и вас, мои дорогие зрители-читатели! Вы будете дышать им, пока листаете страницы этой книги.

Здесь же я хочу выразить сердечную благодарность и признательность всем, кто оказал мне неоценимую помощь в создании этой книги — супруге Роксане Рубеновне Бабаян, сестре Анне Михайловне Державиной, дочери Марии Михайловне Золотаревой, другу Александру Анатольевичу Ширвиндту, директору Театра сатиры Мамеду Гусейновичу Агаеву, композитору Владимиру Леонардовичу Матецкому, поэту Михаилу Зеликовичу Шаброву, профессору Юрию Леонидовичу Арзуманову, моим товарищам — актерам Театра сатиры Вере Кузьминичне Васильевой, Алене Юрьевне Яковлевой, Юрию Борисовичу Васильеву, Федору Викторовичу Добронравову, Михаилу Борисовичу Владимирову, Марине Павловне Ильиной, заведующей труппой Брониславе Сергеевне Чунихиной, заведующей музеем театра Марине Александровне Калининой, редактору пресс-службы Бединадзе Лиане, главному администратору театра Гинову В.В., зам. директора по работе со зрителями Багарникову Александру и всем другим прекрасным людям моего родного Московского Театра сатиры.

От всей души благодарю профессора, академика РАН Бузиашвили Ю.И., академика РАН Насонова Е.Л., руководителя отделением травматологии и ортопедии, профессора Макарова С.А., Тарасову Г.М., старшего научного сотрудника, кандидата медицинских наук.

Отдельная великая благодарность — врачам московской городской больницы имени С. П. Боткина, на которых мне удалось полностью взвалить ответственность за продление моей жизни, в частности: профессора, член. — корр-а РАН, заслуженного врача РФ, глав. врача ГКБ им. С.П. Боткина — Шабунина А.В. и заведующую терапевтическим отделением Смирнову И.М. Сам удивляюсь, как им это дело замечательно удается! Поэтому тот факт, что эта книга написана и издается, — и их неоспоримая заслуга.

Хочу поблагодарить настоятеля храма Преображения Господня на Песках, протоиерея Александра Турикова и его семью, а также Иеромонаха Филарета.

А теперь мой дорогой зритель, а ныне читатель, — в путь! Теперь обо всем по порядку.

Собачья площадка

Происхождение у меня отнюдь не аристократическое, как думают многие, судя по «великосветской» фамилии, а самое что ни на есть рабоче-крестьянское. Отцовские корни уходят к крепостным знаменитого поэта Гаврилы Романовича Державина, которые звались Захаровы. Папа мой еще успел побыть Захаровым. Но когда он, молодой рабочий металлургического завода, поступал в театральное училище, а точнее, в студию Евгения Вахтангова, ему посоветовали поменять фамилию — среди учащихся уже числилось немало Захаровых. И папа решил стать Державиным, вспомнив о том, что крепостных Гаврилы Романовича в его подмосковной деревне называли «державинские».