Читающий мозг в цифровом мире - Марианна Вулф Страница 10

Возьмите один из самых захватывающих «коротких рассказов», когда-либо написанных. Он возник в результате пари, заключенного с Эрнестом Хемингуэем его группой друзей-писателей. Они поспорили, что он не сможет написать рассказ, состоящий из шести слов. Неудивительно, что Хемингуэй взял, и выиграл пари. Удивительно то, что он почувствовал, что эта история – одно из его лучших произведений. Он был прав. Обладая минимумом слов, он вызвал один из самых мощных визуальных образов, а также некоторые из тех же самых глубоких процессов погружения в текст, которые мы могли бы использовать при чтении его более длинных произведений. Вот его история в шести словах:

Выставлены на продажу: детские ботиночки, неношеные.

Немногие примеры текстов всего лишь из шести слов когда-либо производили такой висцеральный (внутренностный – Прим. перев.) удар. Мы интуитивно чувствуем, почему обувь никогда не носили. Прежде чем это осознать, мы увидим в своем воображении образ одинокой пары детских туфель, вероятно, с идеальными, миниатюрными шнурками и без намека на отпечаток крошечной ноги. Такое изображение даст вход в наш резервуар базовых знаний, которые помогут нам сделать вывод о целом сюжете под скудным объявлением о продаже, состоящем всего лишь из шести слов. В то же время взаимодействие в рамках наших собственных базовых знаний, образов и логических процессов помогло нам перейти от собственной точки зрения к точке зрения других, со всеми вытекающими отсюда последствиями и к взрыву эмоций. Таким образом, в шести кратких словах Хемингуэй представил образ, способный вызвать у читателя диапазон личных эмоций: мучительный сгусток чувств, которые могла принести подобная потеря; едва сдерживаемое облегчение, что у читателя подобного опыта не было, и тут же укол вины, порожденный этим чувством облегчения; и возможно, молитвенная надежда никогда не познать это чувство на собственном опыте. Немногие писатели наделены даром заставить нас погрузиться в подобную пучину отчаянья через такую экономию слов. Но здесь я фокусируюсь не на писательской точности Хемингуэя, а скорее, на способности визуальных образов помочь нам (автору и читателю) проникнуть в многочисленные слои смысла, которые могут лежать в основе текста, а также понять мысли и чувства других.

Акт принятия точки зрения и чувств других является одним из самых глубоких и недостаточно понятных процессов осмысленного чтения. Описание Пруста «этого плодородного чуда общения, совершенного в одиночестве», изображает интимное эмоциональное измерение в переживании чтения: способность общаться и чувствовать друг с другом, не сдвигаясь ни на дюйм с места в наших собственных мирах. Эта способность, передаваемая чтением, уходить и при этом не покидать свою орбиту, – вот что дало затворнице Эмили Дикинсон то, что она называла личным «фрегатом», – другие жизни и земли вне ее местечка на главной улице в Амхерсте, штат Массачусетс.

Американский священник и богослов Джон Данн описал этот процесс встречи и восприятия образов в чтении как акт «прохождения», в котором мы постигаем чувства, воображения и мысли других людей через особый вид эмпатии: «Прохождение никогда не бывает полным, а всегда частичным и неполным. И есть равный и противоположный процесс возвращения к себе». Это прекрасно подходящее описание, как мы переходим от наших изначально устоявшихся взглядов на мир ко входу в чужой и возвращению к себе обогащенными другим опытом. В «Разуме любви», его вдохновляющей книге о созерцании, Данн расширил понимание Пруста: «Это то самое, что “Плодотворное чудо общения в одиночестве” может быть уже своего рода обучением любви». Данн видел парадокс, который Пруст описал в чтении при котором общение происходит, несмотря на одиночный характер чтения, как неожиданную подготовку к нашей способности знакомиться с другими людьми, понять, что они чувствуют, и как они начинают менять наше ощущение того, кто или что есть «другое». Для таких людей, как богослов Джон Данн и писатель Гиш Джен, чья жизнь освещает этот принцип как в художественной, так и в нехудожественной литературе, акт чтения – это особый ритуал, в котором человек освобождается от себя, чтобы перейти к другим и при этом узнать, что значит быть другим человеком с другими устремлениями, сомнениями и эмоциями, о которых он иначе никогда бы не узнал.

Мощный пример преобразующего эффекта «прохождения» мне рассказал преподаватель драматического искусства Беркли, работающий с подростками на Среднем Западе США. К нему пришла ученица, красивая тринадцатилетняя девочка, которая сказала, что хочет участвовать в театральной студии, исполняющей пьесы Уильяма Шекспира. Это была бы обычная просьба, если не брать во внимание, что у девушки развился кистозный фиброз и ей сообщили неутешительный диагноз, мало совместимый с жизнью. Учитель дал девушке роль, которая, как он надеялся, подарит ей чувства романтической любви и страсти, которых она, возможно, не успеет испытать в жизни. Она стала, как и ожидал учитель, идеальной Джульеттой. Почти за одну ночь она запомнила строки «Ромео и Джульетты», как будто уже сотню раз играла эту роль. То, что случилось дальше, ошеломило всех вокруг. Девушка играла роли одной шекспировской героини за другой, каждая роль исполнялась с большей эмоциональной глубиной и силой, чем предыдущая. Прошли годы с тех пор, как она сыграла впервые Джульетту. Вопреки всем ожиданиям и медицинским прогнозам, девушка поступила в колледж, где обучается медицине и театральному искусству и в котором она будет продолжать «переходить» от одной роли к другой. Замечательный пример этой ученицы заключается не столько в том, может ли ум и сердце преодолеть ограничения тела, скорее, он касается мощной природы того, что именно вхождение в жизнь других может означать для нашей собственной жизни.

Драма делает более заметным то, что каждый из нас испытывает, когда погружается с головой в чтение. Мы мысленно приветствуем других, как наших собственных гостей, а иногда и сами становимся другими. На мгновения мы покидаем себя, и когда снова возвращаемся, мы меняемся как интеллектуально, так и эмоционально. И иногда, как показывает описанный пример, мы переживаем то, что жизнь не позволяет нам. И есть дар внутри дара. Восприятие перспективы не только связывает наше чувство сопереживания с тем, что мы только что прочитали, но и расширяет наши внутренние знания о мире. Это – приобретенные способности, которые помогают нам стать более человечными с течением времени, будь то в детстве, когда вы читаете книжку о Ёжике и Медвежонке и узнаете, как Ёжик всю зиму лечил Медвежонка, когда тот заболел, или во взрослом возрасте, когда читаете «Возлюбленную» Тони Моррисон, «Подземную железную дорогу» Колсона Уайтхеда или Джеймса Болдуина «Я не ваш негр» и сопереживаете душераздирающей порочности рабства и отчаянию тех, кто осужден на него. Через акт осмысленного чтения мы учимся чувствовать, что значит пребывать в отчаянии и испытывать бессилие, или проникаемся чувством экстаза, или нас накрывают целый спектр невысказанных чувствам.

Я уже не помню, сколько раз я перечитывала, что чувствовала каждая из героинь Джейн Остин; Эмма – Фанни Прайс, Элизабет Беннет в «Гордости и предубеждении» или в ее новом воплощении – книге Кертиса Ситтенфельда «Приемлемо: современный пересказ гордости и предубеждения». Что я знаю, так это то, что каждый из этих персонажей испытал эмоции, которые помогли мне понять тот диапазон часто противоречивых чувств, которые испытывает каждый из нас; это позволяет нам чувствовать себя менее потерянными, оставаясь один-на-один с нашей особой сложной смесью эмоций, вне зависимости от позитивных или негативных обстоятельств нашей жизни. Как сказано в пьесе «Призрачные земли», посвященной жизни К. С. Льюиса: «…мы читаем, чтобы знать, что мы не одиноки». Действительно, если нам очень повезет, мы можем испытать особую форму любви к тем, кто живет в наших книгах, и даже, иногда, к авторам, которые их пишут. Можно найти одно из наиболее точных объяснений этого последнего феномена в одном из самых невероятных исторических персонажей – Никколо Макиавелли. Чтобы он мог лучше проникнуть в то, что предлагает автор и вступить с ним в диалог, Никколо Макиавелли надевал костюм соответствующей эпохи. В письме к дипломату Франческо Веттори в 1513 году он писал: «…Мне не стыдно говорить с ними и спрашивать их о причинах их поступков; и они по доброте своей отвечают мне и в течение четырех часов я не чувствую скуки, я забываю все неприятности, я не боюсь бедности, я не боюсь смерти; полностью отдаю себя им…». В этом отрывке Макиавелли иллюстрирует не только полученные благодаря осмысленному чтению бонусы, но и способность перенестись из любой реальности в иную, находящуюся внутри нас. Мы можем переживать и обогатиться знанием этого пережитого, которое характерно для большинства людей независимо от возраста: страх, тревогу, одиночество, болезнь, любовные сомнения, потерю и забвение, иногда саму смерть.