Олимпийские игры. Очень личное - Елена Вайцеховская Страница 11

В разбросанных по стране спортшколах росло недовольство. В Харькове, Днепропетровске, Ленинграде, Москве продолжали работать центры подготовки, вот только новичков там прежде всего стремились подогнать под уже имеющиеся и наработанные годами программы Сальникова, Крылова, Кошевой и Юрчени. Однако именно это привело к тому, что детские тренеры, до этого с удовольствием передававшие талантливых учеников мэтрам сборной, все чаще стали задумываться о том, что могли бы справиться с такой работой и сами. И результат исчез. Игры в Москве лишь усилили эйфорию, хотя медали завоевывали одни и те же люди, которых можно было пересчитать по пальцам. За четыре года – с 1978-го по 1982-й – в бригадах знаменитых тренеров не появилось ни одного заметного таланта. Просто тогда об этом никто не думал: выступление на Играх в Москве стало триумфальным.

Отставка произошла в 1982-м – сразу после чемпионата мира в Гуаякиле. Сам отец много лет спустя сказал: «Понимаешь, я пожертвовал всем для того, чтобы советское плавание стало лучшим в мире. И мне почти удалось добиться этого. Но уже в восьмидесятом увидел, что это никого не интересует. Моим руководителям было достаточно и того, что мы три года подряд выигрываем у сборной ГДР. Когда я брал команду в катастрофическом состоянии (а именно так оно было оценено на коллегии Спорткомитета в 1973-м), то мог спокойно работать. Разрабатывал идеи, принимал решения, и мне никто не мешал. Когда же начали выигрывать, появилась масса людей, которые лучше меня знали, как именно нужно тренировать сборную. В мою работу постоянно вмешивались со стороны, давали советы, обвиняли в самоуверенности и нескромности. В моем же понимании высшая нескромность – это когда дилетанты начинают учить профессионала»…

С чужих слов до меня тогда дошла история: когда на одном из заседаний Спорткомитета отца в очередной раз упрекнули в нескромности, язвительно поинтересовавшись, так ли уж он незаменим на своем месте, он совершенно спокойно встал и сказал: «Вот с завтрашнего дня и проверьте».

И в гробовой тишине вышел из зала, хлопнув дверью.

По словам Фесенко, у команды тогда был шок.

– Отчасти мы понимали, что не выполнили задачу – не завоевали в Гуаякиле столько же медалей, сколько на Олимпийских играх в Москве, – говорил он. – Хотя на том чемпионате мира прорезалось немало новых людей. И Славка Семенов уже вовсю наступал Сальникову на пятки, и Марковский Лешка проплыл неплохо, и эстафета наша хорошо выступила, и мы с Сидором свое взяли… Помимо четырех золотых медалей, в Гуаякиле было выиграно семь серебряных и три бронзовые, но, видимо, то выступление было всего лишь поводом снять главного тренера.

Вайцеховский нас тогда собрал, это было в Питере перед матчевой встречей СССР – ГДР, в каком-то школьном классе… Мы рыдали. За партами сидела вся команда, и вся команда плакала навзрыд. А он… Он нас просто поблагодарил. За то, что все эти годы мы были рядом с ним, за то, что ему верили, выполняли все, что он предлагал…

Ты не представляешь, до какой степени все мы до сих пор благодарны Вайцеховскому, – говорил мне Сергей. – Ведь именно он нам открыл глаза на мир, занимался нашим воспитанием. Мы постоянно были чем-то заняты. Я ведь в сборной сначала закончил школу, потом институт, получил водительские права, диплом переводчика, научился фотографировать… Возможно, помнишь, как я приезжал к вам домой, когда уже закончил плавать? Совершенно не знал тогда, чем мне заняться, вот и приехал – за советом. Сергей Михайлович разложил мне все шаги, которые, с его точки зрения, следует сделать, чтобы защитить диссертацию. Порекомендовал лучшего в Киеве научного руководителя – профессора Платонова.

В 2011-м на ветеранском первенстве Европы в Ялте я собрал всех ребят из той нашей команды. Не сумела приехать только Лина Качюшите, да еще отказался Сальников. Не знаю, почему он не захотел: я сам звонил, брал на себя все финансовые обязательства, но Вовка все равно ответил отказом. Мы устроили вечер памяти на двадцать четвертом этаже гостиницы «Ялта» в громадном кинозале. Смотрели старые пленки – Сашка Сидоренко нашел видеозаписи всех наших олимпийских заплывов. Танцевали всю ночь так, что молодые пришли снимать нас на видеокамеру. То, что мы до сих пор вместе, тоже ведь говорит о многом. И все это заложил в нас твой отец. Помимо того, что вывел нас в чемпионы. Не подумай, я говорю сейчас все это совсем не для того, чтобы польстить. Из той нашей команды любой человек скажет тебе все то же самое…

* * *

По прошествии лет первым делом всегда вспоминается хорошее. Но мне всегда было интересно: как воспринимали отца те люди, по которым его эпоха если и не проехалась паровым катком, то пнула достаточно ощутимо? Эту тему я как-то подняла в разговоре с двукратным чемпионом Европы и чемпионом московских Игр в эстафете Сергеем Русиным – его отец фактически вышвырнул из сборной, сказав: «Таких, как ты, у меня два финала».

– Ты не представляешь, как я его тогда ненавидел, – признался мне Русин. – А с возрастом понял, что Вайцеховский был прав. Та система подготовки, которую ввел Сергей Михайлович, была достаточно жесткая, тяжелая и с большими потерями на поле брани. Но она работала. И была, я бы сказал, очень «командной». Не только потому, что мы очень много времени проводили вместе на сборах, – просто твой отец умел создать вокруг себя настоящую команду единомышленников. Говорю это как человек, который сам успел поработать и тренером, и руководителем.

– А павшие на поле брани? Оно того стоило? – спросила я.

Сергей ответил:

– С моей точки зрения – да. Хотя я и сам в каком-то смысле стал жертвой. Не случайно до сих пор помню ту фразу – про два финала. Я заканчивал институт, уговаривал, чтобы меня оставили в команде хотя бы до лета. Не уговорил.

Я тогда много думал о личности главного тренера. Много позже понял, что опереться можно только на тех людей, кто не прогибается, а сопротивляется. Вот Вайцеховский таких и набрал, возглавив команду. А те, в свою очередь, набрали соответственных учеников. Не помню уже, какой был год, по-моему, 1981-й, когда у Игоря Михайловича Кошкина в группе плавало двенадцать человек, восемь из которых были медалистами Олимпийских игр, чемпионатов мира и Европы. Там были и Володя Шеметов, и Миша Горелик, и я, и Володя Сальников, и Витя Кузнецов, и Лариса Горчакова… Сам Кошкин был достаточно специфическим человеком. Он всегда был искренне убежден, что его решения – единственно правильные. Никогда ни с кем не конфликтовал, да и не умел, поскольку ему и в голову не приходило интересоваться чьей-то точкой зрения. А как можно конфликтовать с человеком, который стороннее мнение просто не воспринимает? Личностью Кошкин, безусловно, был сильной. Но не думаю, что в мире вообще существовал тренер, способный справиться с той нашей компанией. Поэтому, собственно, группа вскоре и развалилась.

Это же, думаю, начало происходить и со сборной командой. В ней после Игр в Москве и восьми золотых медалей оказались исключительно тренеры-звезды или те, кто считал себя такими. И совладать с ними было сложно даже такому человеку, как Вайцеховский.

* * *

По-серьезному в клинч со своей командой отец вступил лишь однажды – на тех самых Играх в Москве. Тогда к нему заявилась целая делегация – просить, чтобы в финале королевской эстафеты 4×200 метров на одном из этапов плыл не Сальников, а Русин.