Энигма. Беседы с героями современного музыкального мира - Ирина Никитина Страница 11

Ирина: Все музыкальные направления! А петь не пробовала?

Эвелин: Пение мне дается с трудом, я не вокалистка от природы. Я занималась в молодости, но не могу сказать, что получала большое удовольствие. Мне довольно сложно направить голос, чтобы точно попасть в ноту, и я думаю, здесь еще дело в уверенности. Я себя чувствую куда лучше за фортепьяно или за ударными. Да.

Ирина: Эвелин, барабаны – это инструмент, который у многих людей ассоциируется с шаманами, с эзотерикой. Ты тоже так считаешь?

Эвелин: Это очень интересно, правда?! Знаешь, многие из инструментов, которые ты здесь видишь, имеют эти коннотации или ассоциации, или что-нибудь в этом роде. В этом есть что-то почти эфемерное, или потустороннее, что-то невещественное. Особенно это верно для инструментов американских индейцев. Но, в конце концов, для меня они всего лишь объект. Мне приходится размышлять: «Так, а что у меня с этим связано, какая у меня история?» Все, что издает звук, для меня потенциальный инструмент. Я всегда отношусь с уважением к тому, что держу в руках, но в итоге я должна вернуться к вопросу – а кто есть я? Я создатель звука. И что я могу создать с помощью этого конкретного объекта?

Один из проектов, которым я занимаюсь сейчас, называется «Звуки науки». Он охватывает десять тысяч лет открытий, сделанных человечеством. Там речь идет, например, об изготовлении каменных орудий труда, о том, как стучали камнем о камень, когда обтесывали камни.

Ирина: То, с чего все началось?

Эвелин: Вот именно. Изготовление орудия труда. А затем, смотри, огонь, как он изменил, по-настоящему изменил мир – и мы воссоздаем звук огня из всего, чем можно его воссоздать: с помощью пакета, наполненного рисом, шуршащего пластикового пакета, или чего-то ещё. Изобретение топора – как это помогло нам рубить лес и согреваться теплом от костра, и так далее. Это очень интересный проект, потому что он о том, что мы есть… Мы столько внимания уделяем тому, что мы видим или что мы чувствуем, но замечаем ли мы то, что мы слышим, если только это не музыкальное произведение? То, что мы слышим, это звуки повседневности. Понимаешь? И мы это делаем в историческом аспекте. Проект «Звуки науки» объединяет историю с техникой, наукой, звуковоспроизведением, перкуссией, музыкой и так далее, в итоге мы создали 20-минутное музыкальное произведение.

Конечно, этот музыкальный эпизод можно расширять, потому что наука создает и постоянно приносит в мир что-то новое. И сочинение этой музыки продолжается. Легко себе представить, например, множество молодых ребят, которые никогда в жизни не слышали стук пишущей машинки! Но и звук новейшего компьютера, это может быть что-то такое, чего совершенно не улавливают 80-летние… Или звук взрыва ядерной бомбы, шум парового двигателя, звук яблока, падающего с дерева. Можно продолжать и продолжать. Или часы с заводом. Представь себе звук механических часов. Я считаю, осознание важности звука и того, как мы связаны с ним… ну, вроде: «О Боже, конечно, я помню!..», или «Я уже и забыл, как это было!», или: «Я такого не слышал никогда»…

Ирина: Слуховая память очень прочная. Даже существует терапия для людей, которые проходят реабилитацию после инсульта или инфаркта. С помощью музыки помогают вернуть память.

Эвелин: Совершенно верно. В Великобритании официально применяется такая практика в больницах и проходят консультации по музыке. Это невероятно интересно – стоит просто взять песню из какого-то периода их жизни – и внезапно, хотя до этого люди и говорить-то не могли, они начинают подпевать песне. Как важно осознать эту силу музыки!

Ирина: Да! Эту практику надо распространять шире. Внедрять в образование, в медицину. Любопытно, а что ты думаешь о звуках природы. Как они действуют и что они значат для тебя?

Эвелин: Есть много примеров того, что в древние времена у людей был экстраординарный слух и необычайное терпение, чтобы слушать. И это поразительно. Недавно кто-то выдвинул новую теорию об объемном звуке, потому что, если задуматься, пещерные люди постоянно же имели дело с объемным звуком. Каждый день. Понимаешь? Сочетания звуков и резонанс. И они реагировали на это. Это могли быть звуки, предупреждающие об опасности, или дружественные звуки, или какие-то иные, побуждающие к действию. Так что слуховые способности наших пращуров – это то, о чем мы должны серьёзно задуматься в нашем современном грохочущем мире.

Ирина: Мне кажется, наш слух сегодня уже не такой тонкий, потому что вокруг нас так много шума, часто неприятного.

Эвелин: Да, действительно много. Если привести аналогию с едой, это будет похоже на то, что мы берем в рот и поглощаем все вокруг. Нам, конечно, стало бы плохо, но мы отдаем себе отчет в том, что всё, сейчас уже хватит есть. Однако мы не поступаем так с тем, что слушаем. Мы не даем себе возможности побыть в таком месте, где было б чуть меньше шума. Не существует такого понятия, как тишина, но мы можем взглянуть на наш дом и спросить себя: «А можем ли мы устроить тут генеральную уборку шума? Смотрите, нет ли в нашем доме таких звуков, которые нам на самом деле не нужны? У нас в каждой комнате есть телевизор. А нужен ли нам этот звук в каждой комнате?»

Ирина: Эвелин, насколько вообще важна тишина?

Эвелин: Тишины не существует. Мы думаем, что она существует, но мы все равно что-то проговариваем про себя, мы всегда в процессе обдумывания какой-то мысли. Я думаю, не так уж сложно присесть спокойно, и ничего не делать, ничего не говорить, не думать ни о чем конкретном – вот что дает ощущение, иллюзию тишины. Тишина – просто состояние спокойствия тела. Это относится не только к тому, что буквально попадает в наши уши, но к тому, чтобы тело на минутку пришло в спокойствие. Мне кажется, очень важно поддерживать этот баланс. Я правда так думаю. Но не хочу сказать, что все немедленно должны стать дзен-буддистами… надо к этому стремиться…

Ирина: По-твоему, тишина – это иллюзия?

Эвелин: Точно!

Ирина: А в чем разница между СЛЫШАТЬ и СЛУШАТЬ?

Эвелин: Надо постараться понять разницу между двумя этими понятиями. Слышать – это физический процесс в нашем организме; частично мы его контролируем, частично – нет. Если я выйду на улицу и мимо проедет машина, я, в какой-то мере, услышу эту машину. И благодаря тому, что я увижу эту машину и услышу какие-то звуки, я буду знать, пересекать мне улицу или уйти с дороги, я смогу рассчитать скорость этой машины. Однако если я хочу СЛУШАТЬ эту машину, то я должна внимательно всматриваться в каждую деталь: скорость машины, какие у нее покрышки, какой тип двигателя, какой марки эта машина, какое покрытие на дороге, что-то еще. Надо все учитывать, и это поможет мне суметь СЛУШАТЬ машину. Так что концентрация внимания требуется именно для того, чтобы СЛУШАТЬ, а чтобы услышать – достаточно протянуть руку и взять уже готовое. Но что мы сделаем потом с тем, что мы слышим, чтобы из этого создался наш опыт слушания? Я могу сказать: смотри, я хлопнула себя по ноге. И так как я сама это проделываю, я уже готова к данному звуку, готова к тому, как моя рука опустится на мое бедро. А вот до тебя доносится только «Хлоп! Хлоп!» Для тебя это будет просто звук, который ты услышишь. Но если бы ты хотела СЛУШАТЬ, ты бы могла вообразить, как звучит это движение, когда рука опускается на бедро. Это само по себе является звуком. Даже если не воспринимать посредством уха, наше воображение дает понять, что было движение в воздухе. Это с одной стороны. Скорость, сила удара, она велика? Или это легкий удар? Мягкий удар? И звук, который ты услышала, может дать представление о том, каков этот звук. Но затем ты можешь двинуться дальше и размышлять: «Наверное, было довольно больно!» Так что те ощущения, которые испытывает тело после удара, это уже то, во что можно вслушиваться. Итак… «Хлоп!» …вот только теперь боль ушла. Ты понимаешь, что я имею в виду? Может быть, мои пальцы до сих пор чувствуют удар?