О том, что есть в Греции - Катя Федорова Страница 13

Заходит наконец в храм, усмехается:

«Хм. Даже святой не может без острастки!»

Панайотис смеется:

– Слышите? Никто не может без острастки!

Василис протягивает ему стакан каберне:

– Ну, Панос, мы не в церкви, люди мирные. Если и убиваем – то только время.

Фаршированные овощи – еда сезонная, летняя, но при желании их можно приготовить и зимой.

В Греции емиста – блюдо постное. Здесь сохранилось разделение питания на постное и скоромное, характерное и для традиционной русской кухни.

Фаршируют рисом и овощами все, что угодно – баклажаны, крошечные молодые кабачки, помидоры, сладкие перцы… Фаршируют даже картошку.

Овощи долго томятся в духовке, пропитываются соком других овощей и становятся очень вкусными и без мяса. Свекор Панайотис, когда узнал, что я добавляю в емисту фарш, даже рукой замахал: «Не емиста это!» Вот если бы я положила базилик – тогда другое дело, так делала его мама.

Но я все равно иногда кощунствую и кладу немножко фарша.

Ингредиенты:

овощи для фаршировки – любые (у меня были большие помидоры и красные сладкие перцы)

оливковое масло

рис из расчета столовая ложка с горкой на каждый овощ

зелень – петрушка, укроп, базилик, мята

1 луковица репчатая

несколько долек чеснока (разрезать и вынуть из них жгучий росток)

томатная паста

2 картофелины

соль, перец, сахар

• Моем овощи, отрезаем у них крышечки – не выбрасываем их, пригодятся. Вынимаем «внутренности» овощей. Они тоже пойдут в дело.

• Располагаем подготовленные овощи на противне, плотно прижимаем их друг к другу, посыпаем изнутри солью, перцем и сахаром (чуть-чуть).

• В блендер складываем то, что вынули из овощей, – кусочки баклажана, помидоров, кабачков (если готовим с ними), если нет – то просто лук, чеснок, зелень и разбиваем все это достаточно мелко. Если нет блендера – то режем мелко ножом.

• Перемешиваем полученную массу с рисом, добавляем соль, перец, немного оливкового масла, можно немного разведенной томатной пасты, если нет свежих помидоров.

• Фаршируем полученной смесью овощи.

• Закрываем крышечками, сбрызгиваем еще раз оливковым маслом. Некоторые хозяйки посыпают панировочными сухарями, но у меня это как-то не прижилось.

• Картошку режем дольками и выкладываем между овощами, не забыв посолить и поперчить. Если остался «фарш» – его тоже можно выложить прямо на противень.

• Запекать в духовке при 180 °C не менее часа. Я минут 40 держу под фольгой, а потом ее снимаю – чтобы овощи зарумянились.

Меня всегда интересовали пары-марафонцы. Те, которые прожили вместе 30, 40, 50 лет. Что происходит внутри отношений? Эти люди видели друг друга снаружи и с изнанки.

Они в курсе божьего замысла в отношении этого человека. В период влюбленности особенно заметно все прекрасное: хорошие качества у человека расцветают, как павлиний хвост по весне. А дальнейшие годы выявляют подноготную, которая так или иначе нарастает у каждого в течение жизни, вроде водорослей и ракушечного хлама на борту затонувшего корабля.

Об отношениях такие пары не разговаривают. Зачем? Все, относящееся к этой теме, сказано, и не по разу, еще тридцать лет назад. Включаются другие механизмы, в которых слово – вспомогательная функция, а не основная. А что там на дне – сам черт не разберет. Неизвестная всемогущая стихия. Солярис.

Скажем, сидит дедушка Мицос рядышком со своей бабушкой Александрой. И та говорит, ни к кому особенно не обращаясь:

– Что-то я проголодалась!

Мицос реагирует:

– Съешь рогалик!

Александра морщится:

– Не хочу рогалик!

Мицос в ответ протягивает ей рогалик.

Александра обозначает свое неудовольствие, переходя с пиано на форте:

– Сказала же! Не хочу! Рогалик!

Мицос невозмутимо вкладывает ей в руку корзинку с рогаликами.

Это особая коммуникация андрогинов, недоступная для начинающих десятилетних браков.

Однажды Мицос заболел. У него болела спина. Нужно было колоть обезболивающее. Пока Александра ходила в аптеку, Мицос торопливо пожаловался сыну по скайпу:

– Сотирис, ты представляешь, она не умеет ставить уколы! Вот жизнь-то прожила. Сказка! За мной как за каменной стеной. Столько лет человеку – и боится делать уколы.

– И как же ты поступишь? Кто уколет?

– Вот не знаю. Думаю, может, разозлить ее?

– А что это изменит?

– Ну, она рассердится – и знаешь, уколет! И уколет хорошо.

Пока Сотирис удивлялся отцовской сложносочиненной стратегии, вернулась Александра. Как оказалось, она тоже обдумывала инъецирование. Вытащила из пакета огромный шприц. Таким делали прививку в кинофильме «Кавказская пленница» – он раскачивался над кормой Бывалого, как камыш в ветреную погоду на болоте.

Мицос закричал:

– Алексо! Это для кого? На слона, что ли? Я не буду этим колоться! Я отказываюсь! Сейчас же иди за нормальным шприцем человеческого размера!

Последнее, что услышал Сотирис, – это как Александра нежно пробормотала:

– Не сердись, Мицо!

И властной рукой выключила скайп.

Вечером Сотирис перезвонил отцу:

– Как дела? Тебе сделали укол? Все нормально?

Мицос ответил сдержанно, без эмоций, как подобает человеку, прожившему на Солярисе сорок долгих лет и познавшему его диалектику:

– Да.

В районе Каллимармаро, недалеко от стадиона – остановка автобусов. Из них вываливаются уставшие от жажды и жары туристы. Спрос рождает предложение: пожилой грек подходит и продает им бутылки с водой по пятьдесят центов. Не спекулирует, цена нормальная. Такая же, как в киоске. Я стояла в теньке, поджидая подругу. Он меня приметил. Выбрал момент, пока не было автобусов, подошел познакомиться. Разговор начал неожиданно: «Мадемуазель! Кажется, здесь только мы вдвоем говорим по-гречески».

Представился – Аристид, бездомный, 72 года. Можно просто Арис. Живет в Национальном парке, рядом с площадью Конституции, в самом в центре города.

– А как же вы лишились дома на старости лет, Арис? – спрашиваю. – Кризис?