Как погиб Запад. 50 лет экономической недальновидности и суровый выбор впереди - Дамбиса Мойо Страница 13

Владелец, который живет в собственном доме, как и акционер, предпочитает высокую вариацию ожидаемой стоимости дома, то есть он хочет, чтобы цены выросли, а также предпочитает увеличение вариации значения цен на недвижимость. Однако у этого же домовладельца есть вторая половина, которая сильно отличается и от акционера компании, да и от домовладельца, который получает доход от сдачи своей недвижимости.

Это единственный в своем роде случай. Если акционер потеряет самое большее, что может потерять, свою компанию (или, если говорить о владельце, сдающем в аренду дом, свою недвижимость) — ну так что ж? Жизнь продолжается. Однако если домовладелец, живущий в собственной недвижимости, ее потеряет, он окажется на улице. Он станет бездомным. Иными словами, у него от природы «короткая позиция» с надеждой на понижение цены — он родился, не владея крышей над головой. И именно из-за этого он будет всегда бояться потерять свой дом, и этот страх будет висеть над ним, словно дамоклов меч. Он не может просто уйти. Или, если выразиться по-другому, чтобы просто уйти, ему придется подумать о стоимости замещения имущества. Таким образом, он видит свою собственность в совершенно ином свете. В частности, его мнение по поводу волатильности, уровня долга и риска диаметрально противоположно.

Проживание в заложенном по ипотеке доме переводит анализ условных требований из ситуации «кредитор против акционера» в ситуацию, где, очевидно, есть три действующих лица: кредитор (в форме ипотекодателя или банка), акционер-домовладелец (по сути, описанный выше) и новый участник в лице «восполнителя», обитающего в том же теле, что и домовладелец. Проблема в том, что все три лица имеют собственные, отличные друг от друга мнения по вопросам волатильности и долга.

В этом сценарии владелец права долгового требования (ипотечный кредитор/банк) и акционер-домовладелец не отличаются от того, что мы рассматривали выше. В частности, как и выше, акционер-домовладелец предпочитает волатильность, риск и обожает брать в долг, тогда как банк/ипотечный кредитор предпочитает низкую волатильность, не любит риска, не одобряет больших долгов и следит за тем, чтобы домовладелец их не делал.

Раздвоение личности овладевает домовладельцем из-за его желания удовлетворить свой естественный дефицит, то есть из-за страха остаться на улице. Этот естественный недостаток можно проиллюстрировать следующим образом: представьте себе акционера компании, который переходит из плоской позиции (то есть без компании, но без ущерба для своего благосостояния) в длинную (то есть +1, где он владеет компанией, это такая же позиция, как у владельца, сдающего свой дом). Теперь сравните его с домовладельцем, который живет в своем заложенном доме. Здесь мы видим движение из короткой позиции (то есть -1, негде жить; к примеру, молодой человек, покидающий дом по достижении 18 лет) в плоскую нулевую (0, то есть где он владеет домом). Если банк наложит взыскание на его дом, он опять перейдет в неприятное положение человека без дома (-1).

Желание восполнить естественный дефицит оказывает значительное (хотя и противоречивое) влияние на склонность домовладельца к волатильности, уровню долга и риску.

Что касается волатильности, в то время как акционер предпочитает большую волатильность цены на дом (поэтому люди беседуют о ценах на недвижимость на фуршетах, и она же является главной темой разговоров за обедом), восполнитель волнуется о том, что слишком большая волатильность может привести к отрицательному капиталу или совсем уже к изъятию имущества (скажем, если рынок жилья рухнет), оставив его без дома. (Конечно, он в этой роли так же, как и ипотекодержатель, опасается, что волатильность его дохода в худшем случае приведет к тому, что он окажется не в состоянии делать выплаты.)

Здесь есть один тонкий, но важный момент. Восполнителя не волнует, пойдут ли вниз цены на жилье, — по сути дела, его вообще не волнует ни волатильность цен на жилье, ни отрицательный капитал. Однако его волнует волатильность дохода, так как снижение дохода может привести к его неспособности выплатить ипотечный кредит и его выставят на улицу. Как у акционера, у него уменьшается желание вернуть дом банку, потому что ему нужно удовлетворить свой дефицит — он должен где-то жить. Более того, стоимость опциона радикально уменьшается, когда вы одновременно и акционер, и восполнитель, а не просто один акционер. Что касается уровня долга, то восполнитель, несомненно, предпочитает, когда он ниже, что сводит к минимуму риск остаться без дома, но это, как рассматривалось выше, противоречит другой его части — акционеру, который любит долг.

Из этого происходит одна существенная проблема, а именно что в течение многих лет государственная политика промышленных стран, таких как США (да и вообще-то решения отдельных семей), практически игнорировала не склонного к риску восполнителя и обслуживала только акционера, любителя риска, волатильности и долга. Эта близорукость в результате привела к катастрофе, масштаб которой еще предстоит осознать.

Когда еще в 1930-х годах правительство США начало агрессивно проводить политику всеобщего домовладения, которая должна была открыть миллионам американцев дорогу к собственному жилью, оно не предвидело, во что ввязывается. Сбитые с толку оглушительным призывом «свой дом для всех», политики ненароком положили начало пятидесятилетней эпохе долга и породили поколение, которое твердо поставило экономику на путь экономического коллапса. По данным переписи населения, количество американцев, владевших недвижимостью, составило 47,8% в 1930 году, 61,9% в 1960 году и 66,2% в 2000 году.

Игнорируя внутреннего восполнителя и подпитывая акционера-домовладельца, государство поддерживало и поддерживает коварную идею финансового рычага — до такой степени, что большинство жителей Запада живет далеко не по средствам. Западные страны, их правительства и отдельные семьи погребены под неодолимыми горами долгов (кажется, единственный выход в том, чтобы за счет инфляции освободиться из этих обязательств). Продвигая политику домовладения для всех, сдобренного государственными субсидиями, западные правительства наделали больше вреда, чем пользы, и, по существу, способствовали краху западной экономики в целом.

Эта политика старательно осуществлялась с помощью двойной стратегии, а именно: 1) поощрения отдельных людей к долговым займам с помощью субсидируемой ипотеки и налоговых льгот на выплату процентов по ипотечному кредиту и 2) гибельного дара в виде предоставления гарантий институтам ипотечного кредитования. Что касается второго пункта, то дело в том, что Fannie Мае и Freddie Mac (косвенно) были компаниями с государственными гарантиями и одновременно коммерческими компаниями.[26]

Само собой, что не все субсидии плохи. Есть, пожалуй, свои плюсы в том, чтобы помочь восполнителю получить крышу над головой, и убедительные аргументы в пользу того, что собственный дом (а не арендованный) побуждает домовладельца заботиться о своем имуществе. И хотя есть доводы за субсидии, которые дают возможность большему количеству людей купить дом, также есть несомненные причины их ограничить. Ведь одно дело — поселить человека в дом, и другое — в особняк, из-за которого ему придется взять на себя чрезмерно тяжелое бремя долгов. Именно поэтому, возможно, государство с наилучшими намерениями задумывало более дешевые, субсидированные ипотечные займы, но не сумело вовремя остановиться. Вначале мотивы предоставления субсидированных кредитов были совершенно ясны, но взаимодействие между квазичастным сектором (в лице Fannie Мае, Freddie Mac и т. п.) и государством позволило благим намерениям выйти из-под контроля.

Конец ознакомительного фрагмента