Стойкость. Мой год в космосе - Скотт Келли Страница 13

Геннадий и Миша переводят программное обеспечение в другой режим, и мы видим, что стыковочная штанга выдвинута. Бортовой компьютер просто «пошутил».

Облегченный выдох. День прожит не зря, мы продолжаем путь к космической станции.

Стыковочный узел МКС приближается, я слежу за происходящим по расплывчатому черно-белому изображению на мониторе и гадаю, действительно ли со штангой все в норме. Заключительная часть сближения с МКС восхитительна и намного более динамична, чем любая стыковка шаттлов. Шаттл приходилось стыковать вручную, это был медленный сложный танец, практически не позволявший ошибаться, а «Союз» стыкуется с МКС автоматически, в последние минуты причаливания слегка подкручиваясь для корректировочного включения двигателей. Хотя для нас все это не внове, происходящее приковывает внимание, и я смотрю в иллюминатор на приближающуюся станцию, металлический корпус которой ослепительно сияет в лучах солнца, словно она охвачена огнем. На короткое время включаются двигатели, мы слышим и чувствуем, как они придают нам ускорение. Спущенные остатки топлива мерцают на солнце. Когда двигатели отработали, мы оказываемся в положении для причаливания к стыковочному узлу.

Когда мы, наконец, входим в контакт со станцией, раздается физически ощущаемый потусторонний звук, с которым штанга нащупывает, а затем прокладывает путь в стыковочное гнездо, – скрежет металла о металл, завершающийся умиротворяющим лязгом. Теперь и МКС, и «Союз» переводятся в режим свободного дрейфа – они не смогут свободно управлять своей ориентацией и вращением в пространстве, пока не будет достигнуто более надежное соединение. Штанга втягивается, теснее сближая два корабля, из стыковочного узла выходят стыковочные крюки для более прочного захвата. Дело сделано. Мы хлопаем друг друга по плечу.

Я присоединяюсь к Геннадию в бытовом отсеке, где мы с трудом выбираемся из скафандров «Сокол», надетых почти 10 часов назад. Уставшие и взмокшие, мы счастливы при мысли, что прикрепились к новому дому. Я стаскиваю памперс, бывший на мне с самого отлета, и кладу в русский мешок для влажных отходов для дальнейшей утилизации на МКС. Надеваю синий летный костюм, который называю костюмом Капитана Америки из-за огромного американского флага во всю грудь. Ненавижу эти костюмы – русским, которые шьют их годами, невозможно втолковать, что в космосе тебя разносит на дюйм или два, и через несколько недель наряд Капитана Америки будет давить мне на яйца.

Нам не терпится поздороваться с новыми членами экипажа, но сначала необходимо убедиться в надежности стыка между «Союзом» и МКС. Проверка герметичности занимает почти два часа. Пространство между двумя состыкованными отсеками нужно заполнить воздухом и посмотреть, не падает ли давление. Если падает, значит, уплотнитель не в порядке и при открытии люка из МКС и «Союза» начнет улетучиваться атмосфера. Ожидая, мы временами слышим, как по другую сторону люка выбивают приветственное послание, и отстукиваем ответ.

Наконец, проверка завершена, Геннадий открывает крышку люка с нашей стороны. Антон Шкаплеров, единственный россиянин на борту МКС, – со своей. Я чувствую странно родной и безошибочно узнаваемый запах – крепкий запах раскаленного металла, как от фейерверков в День независимости. Предметы, подвергающиеся действию космического вакуума, приобретают этот уникальный запах, похожий на запах сварки, – аромат космоса.

Нас уже ждут трое: командир и единственный американец, кроме меня, Терри Вёртс (47 лет), Антон (43 года) и представляющая Европейское космическое агентство итальянский астронавт Саманта Кристофоретти (37 лет). Я знаю их всех, кого-то лучше, кого-то хуже. Скоро все мы познакомимся гораздо ближе. Терри я помню с его отбора в отряд астронавтов в 2000 г., хотя мы мало пересекались по работе. С Антоном и Самантой я сблизился лишь в последний год, во время подготовки к этой экспедиции. В предыдущий раз мы с Антоном пересекались в Хьюстоне перед моим последним полетом. Мы здорово набрались в баре возле моего дома и заночевали у приятеля, поскольку никто из нас не мог сесть за руль.

За предстоящий год в космосе мы с Мишей встретим и проводим 13 человек. В июне «Союз» улетит с Терри, Самантой и Антоном, на смену которым в июле прибудет новая тройка. В сентябре к нам присоединятся еще трое и нас станет девять – что необычно, – но всего на 10 дней. В декабре три человека улетят, а замена им прибудет через несколько дней. Мы с Мишей надеемся, что смена состава экипажа привнесет разнообразие и облегчит для нас этот год.

В отличие от начала эры космических полетов, когда решающее значение имели навыки пилотирования, главными при отборе астронавтов XXI в. являются умения решать много разных задач и хорошо ладить с людьми в условиях длительного стресса и тесноты. Каждый член экипажа для меня не только партнер в ряде разнородных сложных работ, но и сосед по комнате, и замена всего человечества.

Геннадий первым проплывает через люк и обнимает Антона. Подобные встречи – всегда большая радость. Мы точно знаем, кого увидим, когда люк откроется, но все-таки поразительно, что можно улететь с Земли, проделать путь в космосе и встретить друзей, уже живущих там. Крепкие объятия и широкие улыбки, которые вы видите в трансляции момента открытия крышки люка по NASA TV, глубоко искренни. Пока Геннадий и Антон приветствуют друг друга, мы с Мишей ждем своей очереди. Мы знаем, что на нас смотрит много людей на Земле, включая наших близких. Прямая трансляция доступна для всех желающих на Байконуре, в Центре управления полетами в Хьюстоне и в интернете. Видеосигнал отражается от спутника, а от него идет на Землю, как во всех системах связи. У меня появляется идея, и я поворачиваюсь к Мише:

– Давай войдем вместе. В знак солидарности.

– Отлично придумано, брат. Это наше общее дело.

На пару протискиваться через тесный люк неудобно, но все присутствующие на той стороне встречают нашу задумку улыбками. Когда мы оказываемся на станции, я обмениваюсь рукопожатием с Антоном.

Я обнимаю Терри Вёртса, Саманту Кристофоретти. Первая итальянка-астронавт, скоро она установит и рекорд длительности пребывания женщины в космосе.

Наши семьи на Байконуре ждут телеконференции, которую мы сможем провести из русского служебного модуля. Я пускаюсь в путь и сворачиваю не туда. Как странно снова здесь оказаться! Парение внутри станции вызывает знакомые чувства и в то же время дезориентирует. Идет лишь первый день.

Когда пропадает аромат космоса, я различаю уникальный запах МКС, такой же знакомый, как запах дома, где прошло мое детство. Он складывается главным образом из газов, выделяемых оборудованием и всем прочим, – на Земле мы подразумеваем нечто подобное, когда говорим про «запах новой машины». Здесь этот запах сильнее, поскольку частицы пластика невесомы, как и молекулы воздуха, и примешиваются к каждому вдоху. Кроме того, немного пахнет мусором и человеческим телом. Мы запечатываем мусор предельно тщательно, но избавиться от него можем лишь раз в несколько месяцев, когда прибывает грузовой корабль, превращающийся в мусоровоз после разгрузки.

Шум вентиляторов и гудение электроники оглушительны и непрерывны. Кажется, нужно напрягаться, чтобы тебя услышали, хотя по опыту я знаю, что привыкну. В этой части русского сегмента особенно шумно. К тому же здесь темно и холодновато. Я вздрагиваю, осознав, что проведу здесь почти год. Во что я ввязался? Мгновение я думаю, что это самый глупый поступок в моей жизни.