Собор Дарвина. Как религия собирает людей вместе, помогает выжить и при чем здесь наука и животные - Дэвид Слоан Уилсон Страница 14

А теперь рассмотрим культурную мутацию – новое верование или образ действия, которые возникли в одной из групп случайно, благодаря рациональному рассуждению или под воздействием любого иного процесса. Мутация культурная, в отличие от генетической, не обязательно демонстрирует низкую частоту распространения в границах группы. Целый набор факторов может быстро превратить измененное поведение в образ действия большинства членов группы – или даже всей группы без исключения. Члены такой группы могут подробно обдумать новое верование или обычай, оценить его разумность и установить в качестве новой нормы – или же могут последовать ему «бездумно», под влиянием харизмы того, кто его предложил. Если измененное поведение является альтруистическим (при условии, что члены группы следуют ему добровольно), баланс затрат и выгод может измениться, и на это изменение, возможно, направится весь арсенал механизмов социального контроля, доступных нашему виду. К слову, именно от этого некий образ действия, изначально редкий, порой становится распространенным даже в очень больших группах. В двух словах: культурная эволюция повышает эффективность межгруппового отбора и понижает эффективность внутригруппового по сравнению с тем, чего можно ожидать от одной лишь генетической эволюции. Это положение не является неизбежным следствием культурной эволюции, но свойственно ей тогда, когда та проходит в людских обществах: так работает машина Дарвина [22].

Применив эти идеи к изучению религии, мы могли бы рассмотреть религиозные группы как стремительно развивающиеся сущности, которые адаптируются к текущим условиям среды. Религии влекут многих отчасти потому, что обещают преображающую перемену: путь ко спасению. Само слово «эволюция» тоже означает «изменение», и может показаться, что эволюция и религия имеют много общего. К сожалению, эволюцию очень часто ассоциируют лишь с эволюцией генетической – крайне медленной, характер которой внушает мысль, будто изменения невозможны на относительно кратких временных отрезках, значимых для людей, решающих свои проблемы. Но стоит расширить наше представление об эволюции и внести в него все «дарвиновские» процессы, и мы, возможно, увидим, как религии поистине могут преобразить – даже в исключительно эволюционной перспективе.

Большинство современных обществ весьма отличаются от групп охотников-собирателей древнего прошлого. Да, заметная генетическая эволюция может пройти даже за время жизни нескольких поколений (Endler 1986; Weiner 1994), но базовая генетическая архитектура человеческого разума, вероятно, не менялась примерно десять тысяч лет, то есть с момента перехода к сельскому хозяйству. Мы уже видели: когда эволюция трактуется крайне узко, как исключительно генетическая, тогда вся история человечества, зафиксированная в документах, в эволюционной перспективе превращается в загадку – в нечто, что имеет место быть, но при этом необъяснимо. А нам в этой ситуации лучше всего постараться понять, как мог разум эпохи неолита отреагировать на странный новый мир, к восприятию которого был не подготовлен. Расширенный подход к эволюции позволит интерпретировать эту историю как палеонтологическую летопись культурной эволюции в действии. Как и генетический многоуровневый отбор, аналогичный процесс, идущий в культуре, может распространяться за счет других вариантов отбора внутри группы, а может заставить группу разрастаться в ущерб другим группам и за их счет.

На первый взгляд крупные человеческие общества выглядят менее эгалитарными, нежели группы охотников-собирателей. Но очевидное неравенство можно истолковать двумя крайне различными способами. С одной стороны, механизмы социального контроля, вероятно, наиболее действенны в малых группах, где все всех знают и все друг от друга зависят. Поэтому значительное неравенство, наблюдаемое в крупных обществах, является именно тем, чем и кажется: некоторые личности в рамках сообщества извлекают выгоду за счет других его членов. И это следует понимать не как адаптации на групповом уровне, а скорее как повышение приспособленности на индивидуальном уровне, причем его последствия для сообщества зачастую невыгодны. С другой стороны, с чисто функциональной точки зрения, общества по мере роста непременно видоизменяются. Тридцать человек могут посидеть вокруг костра и прийти к единодушному решению, тридцать миллионов – не могут. Поэтому остается открытым вопрос, являются ли четко выраженные различия в статусе и иные очевидные проявления неравенства в крупных обществах отображением неприкрытого доминирования одних их членов над другими – или так проявляются особенности устроения, которые позволяют обществу функционировать в большом масштабе и особенно конкурировать с другими обществами. Несомненно, размер уже сам по себе может свидетельствовать о приспособленности на групповом уровне: более крупные общества вытесняют те, что помельче – конечно, только если сам их размер не становится препятствием, из-за которого возникают проблемы с согласованностью внутри такого общества и конфликты интересов. Но, тем не менее, можно представить масштабные эволюционные переходы в культурном развитии, когда малые группы сливаются в более крупные, ведь точно так же протекает и длительная биологическая эволюция.

Подведем краткий итог. Группы-организмы не развиваются автоматически: им необходим групповой отбор. Он может служить мощной эволюционной силой, несмотря на то что его почти повсеместно отвергали в «эпоху индивидуализма» в биологии. Нынешние системы, по сути, представляют собой группы прошлых времен, ставшие настолько цельными функционально, что мы прежде всего видим единство, а не составные части. При таком развитии эволюционной биологии представление общества как организма становится приемлемой возможностью – хотя бы в какой-то степени. Человеческие социумы-организмы жизненно зависят от этических систем, которые определяют допустимое поведение и предотвращают разрушение такого организма изнутри. Системы моральных норм имеют врожденный психологический аспект, но в то же время обладают и незавершенностью, что позволяет рассматривать человеческую историю как быстро протекающий эволюционный процесс с преобладанием культурных, а не генетических механизмов наследственности.

Прежде чем завершить наш обзор эволюционных концепций, уместных при исследовании религии, нам придется обсудить еще два вопроса. Во-первых, мы пристальнее посмотрим на понятие приспособленности, а во-вторых, ответим на вопрос, почему мораль и нравственное поведение так часто находят выражение в форме религии, которая к тому же весьма сильно отличается от других способов мышления.