Наставления бродячего философа. Полное собрание текстов - Григорий Сковорода Страница 15

От 18 дня, апр. 1774 года. Из преисподнего мира.

Сие письмо понравилось многим зверям и птицам, например Сове, Дремлюге, Сычу, Удоду, Ястребу, Пугачу, кроме Орла и Сокола. А паче всех Нетопырь ловко шатался в сем высокородном догмате и, увидев Горлицына и Голубицына сынов, старался их сею высокопарною философиею осчастливить. Но Горлицын сказал:

– Родители наши суть лучшие тебе для нас учителя. Они нас родили во тьме, но для света.

А Голубчик отвечал:

– Не могу верить обманщику. Ты мне и прежде сказывал, что в мире солнца нет. Но я, родившись в мрачных днях, в днешний воскресный день увидел рано восход прекраснейшего всемирного ока. Да и смрад, от тебя и от Удода исходящий, свидетельствует, что живет внутри вас недобрый дух.

Сила. Свет и тьма, тление и вечность, вера и нечестие – мир весь составляют и одно другому нужно. Кто тьма – будь тьмою, а сын света – да будет свет. От плодов их познаете их.

Африканский Олень часто питается змеями. Сей, нажравшись досыта оных и не терпя внутри палящей ядом жажды, быстрее птиц в полудни пустился на источники водные и на горы высокие. Тут увидел Верблюда, пьющего в поточке мутную воду.

– Куда спешишь, господин Рогач? – отозвался Верблюд. – Напейся со мною в сем ручейке.

Олень отвечал, что он мутной пить в сладость не может.

– То-то ваши братья чрезмерно нежны и замысловаты, а я нарочно смущаю: для меня мутная слаще.

– Верю, – сказал Олень. – Но я родился пить самую прозрачнейшую из родника воду. Сей меня поточек доведет до самой своей головы. Оставайся, господин Горбач.

Сила. Библия есть источник. Народная в ней история и плотские имена есть то грязь и мутный ил. Сей живой воды фонтан подобен киту, испускающему вверх из ноздрей сокровенную нетления воду, о которой писано: «Вода глубока – совет в сердце мужа, река же исскачущая – и источник жизни» (Притчи, 18 и 20).

Кто Верблюд, тот возмущение потопных глаголов пьет, не достигая к той источничьей главе: «Маслом главы моей не помазал». А Олень к чистой воде востекает с Давидом: «Кто напоит меня водою из рва, который в Вифлееме при вратах?» (2-я Книга Царств, 23, стих 15). Слово, имя, знак, путь, след, нога, копыто, термин есть то тленные ворота, ведущие к нетления источнику. Кто не разделяет словесных знаков на плоть и дух, сей не может различить между водою и водою, красот небесных и росы. Взгляни на 33 гл. ст. 13 Второзакония: «И есть скот нечистый, не раздвояющий копыто». А каков есть сам, такова ему и Библия. О ней-то точно сказано: «С преподобным преподобен будешь…» Описатели зверей пишут, что верблюд, пить приступая, всегда возмущает воду. Но олень чистой любитель.

Сия басня писана в Светлое воскресение по полудни, 1774 в Бабаях.

Кукушка прилетела к черному Дроздику.

– Как тебе не скучно? – спрашивает его. – Что ты делаешь?

– Пою, – отвечает Дроздик, – видишь…

– Я и сама пою чаще тебя, да все, однако, скучно…

– Да ты ж, сударыня, только то одно и делаешь, что, подкинув в чужое гнездо свои яйца, с места на место перелетая, поешь, пьешь и ешь. А я сам кормлю, берегу и учу своих детей, а свои труды облегчаю пением [56].

Сила. Премножайшие, презрев сродную себе должность, одно поют, пьют и едят. В сей праздности несносную и большую терпят скуку, нежели работающие без ослабы. Петь, пить и есть не есть дело, но главного нашего сродного дела один только хвостик. А кто на то ест, пьет и поет, чтоб охотнее после отдыха взяться за должность, как за предлежащий путь свой, сему скуку прогнать не многого стоит: он каждый день и делен, и празден, и о нем-то пословица: «Доброму человеку всякий день праздник». Должность наша есть источник увеселения. А если кого своя должность не веселит, сей, конечно, не к ней сроден, ни друг ее верный, но нечто возле нее любит, и как не спокоен, так и не счастлив. Но ничто столь не сладко, как общая всем должность. Она есть искание царствия Божиего и есть глава, свет и соль каждой частной должности. Самая изрядная должность не веселит и без страха Божиего есть, как без главы, мертва, сколько бы она отправляющему ни была сродна. Страх Господен возвеселит сердце. Оно, как только начнет возводить к нему мысли свои, вдруг оживляется, а бес скуки и уныния, как прах ветром возметаемый, отбегает. Все мы не ко всему, а к сему всяк добрый человек родился. Счастлив, кто сопряг сродную себе частную должность с общею. Сия есть истинная жизнь. И теперь можно разуметь следующее Сократово слово: «Иные на то живут, чтоб есть и пить, а я пью и ем на то, чтоб жить».

Тот-то самый Навоз, в котором древле Эзопов петух вырыл драгоценный камушек, дивился Алмазу и любопытно вопрошал:

– Скажи мне, пожалуйста, откуда вошла в тебя цена столь великая? И за что тебя люди столь почитают? Я удобряю нивы, сады, огороды, красы и пользы есть я податель, а при всем том ни десятой доли не имею чести в сравнении с твоей.

– И сам не знаю, – отвечает Алмаз. – Я та же, что и ты, есть земля и гораздо хуже тебя. Она есть пережженный солнечным зноем пепел. Но только в сухих моих водах благолепно изображается блистание солнечного света, без которого силы все твои удобрения пустые, а произращения мертвы, по старинной пословице: «В поле пшеница годом родится, не нивою, не навозом».

Сила. Светские книги, бесспорно, всякой пользы и красы суть преисполнены. Если бы они спросили Библию: для чего сами пред нею ни десятой доли чести и цены не имеют, для чего ей создаются алтари и храмы? – И сама не знаю, – отвечала бы она. – Я состою с тех же слов и речей, что вы, да и гораздо с худших и варварских. Но в невкусных речи моей водах, как в зерцале, боголепно сияет невидимое, но пресветлейшее око Божие, без которого вся ваша польза пуста, а краса мертва.

Конечно, сим-то древом жизни услаждается невкусных речей ее горесть, когда обычная вода ее претворяется в вино, веселящее сердце человеку. А точно о ней одной сказывает Соломон следующее: «Превознеслася ты над всеми. Ложного угождения и суетной доброты женской нет в тебе». Взгляни на конец притчей. Бог часто в Библии означается годом, погодою, благоденствием, например: «Лето Господне приятно…» «Се ныне время благоприятно…» Прочти начало Соломонова проповедника о времени. «Время» – по-римски tempus, оно значит не только движение в небесных кругах, но и меру движения, называемую у древних греков ῥυϑµóϛ. Сие слово значит то же, что такт: и сие греческое же от слова (τάσσω – располагаю) происходит. Да и у нынешних музыкантов мера в движении пения именуется темно. Итак, темно в движении планет, часовых машин и музыкального пения есть то же, что в красках рисунок. Теперь видно, что значит ῥυϑµóϛ и tempus. И премудро пословица говорит: «В поле пшеница годом родится…» Премудро и у римлян говаривали: Annus producit, non ager [57]. Рисунок и темпо есть невидимость. Басня наша да заключится сими Аристотеля [58] о музыке словами: ρυϑµῷ δὲ ϰαìροµευ διά το γνώριµον ϰαì συντεταγµένον [59]. Кто сие разжует, тот знает, что значит рифм. Сие слово в России во многих устах, но не во многих умах.