На пике века. Исповедь одержимой искусством - Пегги Гуггенхайм Страница 16

Этот же надзиратель сопровождал слепого судью по пути к зданию суда и обратно. Он сказал мне, что судья согласен разрешить мне навестить Лоуренса, но я должна получить это разрешение у него лично. Я пошла к судье и упала перед ним на колени, умоляя разрешить мне увидеться с отцом моего якобы больного ребенка. Я даже заплакала. Судья отвечал уклончиво, но вскоре надзиратель пришел ко мне домой. Он сказал мне надеть черное и прийти к условленному повороту дороги, где меня будет ждать большой черный пес, и проследовать за ним в тюрьму. Я ужасно испугалась, и, если бы Клотильда не заставила меня, я бы не решилась пойти. Добравшись до тюрьмы, куда я после этого ходила каждую ночь, я уснула, измотанная переживаниями и попытками вызволить Лоуренса. У каждого на острове был свой план его освобождения, но все эти планы включали в себя огромные взятки и выглядели опасными и сомнительными.

Наконец, благодаря Мэри выход нашелся. К ней обратился адвокат, синьор Тирелли, который на день приехал из Рима и принял ее за Клотильду. Услышав о скандале, он решил предложить свои услуги, и Мэри их приняла. Они вместе отправились в Рим на встречу с американским генконсулом, близким другом семьи Вэйлов, в надежде на его помощь, но тот только и сказал о Лоуренсе: «Этот юноша всегда был безумцем». Синьор Тирелли работал адвокатом при американском консульстве и был очень способным пожилым господином. Когда дату суда наконец назначили, он приехал к нам и подготовился к рассмотрению дела. Он обошел весь остров и нашел достаточное количество свидетелей, подтвердивших, что Лоуренс был пьян и не имел намерением причинить кому-то вред. Когда на десятый день начался суд, бармен отеля «Куизиана», где начался наш вечер, подтвердил, что Лоуренс не только выпил восемь коктейлей, но что в них был джин — а это для Италии редкость — и после ужина мы выпили большое количество шампанского «Вдова Клико». Капитана Патуни вызвали в качестве свидетеля, но он отказался явиться. Тогда его силой привели два солдата; он не стал говорить ничего против Лоуренса. Полисмену мы заплатили за молчание. Лоуренса освободили, и в тот же день мы покинули Капри на яхте Тирелли. Я настояла на этом. Лоуренс сопротивлялся, но я наотрез отказалась оставаться. Перед отъездом он прогулялся по пьяцце с Клотильдой, чтобы продемонстрировать свою победу. Тирелли взял за свои услуги скромную сумму в тысячу долларов, в том числе за поездку на яхте. После этого мы еще заплатили ему пятьсот долларов за то, чтобы он убрал имя Лоуренса из реестра преступлений.

Я стыдилась того, что мой муж побывал в тюрьме, и всякий раз, когда об этом заходила речь, старалась сразу же объяснить, в чем состояла его провинность.

Мы распрощались с надсмотрщиком, который стал нам хорошим другом, и дали ему щедрые чаевые. Он немедленно их потерял, по крайней мере так он нам сообщил, и нам пришлось заплатить ему еще раз. Он сказал Лоуренсу, что его единственная мечта в жизни — служить такому человеку, как он, и стеречь его богатства. Он сказал, что хотел бы сидеть и смотреть на гору денег, сложенных на полу комнаты, и знать, что с ним они в сохранности.

Город Амальфи не уступал по красоте Капри, хоть это и была красота иного толка. Ему не хватало очарования острова. Мы прогуливались по сельским склонам, покрытым виноградниками. В округе было еще несколько городков, куда мы ездили на автомобиле. Один затерялся высоко в горах, и путь до него был самым долгим. Городок назывался Равелло, и в нем было красивейшее здание XII века с покрытыми девичьим виноградом галереями. Я мечтала купить этот дом — он назывался «Каза Родолфо», — но не имела нужной суммы, поскольку все мои деньги находились в доверительном фонде.

После Амальфи мы решили на зиму отправиться в Египет, а Клотильда и Пегги вернулись в Париж. В Египте нас всюду сопровождал драгоман и следил, чтобы мы не упустили ни одной покупки. Это было несложно — нас с Лоуренсом очаровали рынки Каира. Мы нашли восхитительные серьги и за бесценок купили сразу несколько дюжин, чтобы потом отвезти их в Париж — мы с Клотильдой и Мэри были заядлыми коллекционерами. Еще мы накупили тканей и сшили Лоуренсу костюмы из египетского сукна. Мне он приобрел духи, пару маленьких жакетов и накидку из Судана, а себе — набор престранных тряпичных куколок, несколько красивых персидских гравюр и кальян. Мы ели только в арабских ресторанах, где в основном подавали баранину. В одном ресторане мы ели на улице, и это было сущей пыткой, потому что за едой нас без конца донимали попрошайки и торговцы. Мы могли бы прямо у них с рук купить себе весь ужин. Арабы постоянно пытались заработать бакшиш побольше и называли меня принцессой. Никогда не встречала столь бесстыдных людей. Они были словно мухи: стоило от них отмахнуться, как через минуту они снова налетали.

Нас пускали в мечети, но не в час священной молитвы, когда мужчины-арабы на корточках окружали фонтаны во дворах, омывая интимные места и мочась, перед тем как повернуться лицом к Мекке на закате и воззвать к Мухаммеду.

Мы целыми днями ходили по рынкам и пили турецкий кофе, самый густой и сладкий кофе в мире. Им угощают продавцы в магазинах, если надеются, что вы купите у них что-то дорогое. Покупки в Каире никогда не делались сразу — каждый раз приходилось торговаться по нескольку дней. Непременно нужно было соблюдать эту традицию, сколько бы она ни отнимала сил.

По вечерам мы ходили в арабский квартал. Считалось, что иностранцам там появляться не пристало, в особенности женщинам. Лоуренс заходил во все заведения, где висел знак «Вход британским офицерам и солдатам запрещен». Я помню красивую нубийскую девушку, которая исполняла danse de ventre [9]. Несмотря на чернейший цвет кожи, она мне сильно напомнила Хейзел, и я даже стала называть ее сестрой. Она очаровала Лоуренса, и я решила позволить ему провести вечер с ней. В то время мы жили в пустыне в отеле «Мена-Хаус» рядом с пирамидами Гизы. Как-то раз, когда мы ходили за покупками по Каиру, я оставила Лоуренса и вернулась одна в гостиницу. Принимая во внимание мою жертву, Лоуренс мог бы быть со мной обходительнее. Вместо этого, сажая меня в автобус, он намеренно разбросал мои покупки по земле — он хотел поставить меня в неловкое положение в отместку за то, что ему пришлось их весь день носить. Той ночью он вернулся поздно, и когда я случайно зашла с ним в ванную, я поняла, что с ним что-то не так. Ему пришлось сознаться. Неожиданно я разозлилась, когда подумала, что я могла увидеть, и несколько дней отказывалась заниматься с ним любовью. Он рассказал мне, что та девушка носила белое белье, и у нее была очень высокая кровать. Когда ему не удалось на нее забраться, она подхватила его под мышки и подняла, словно куклу.

На следующий день мы отправились в поход в пустыню. Название этого мероприятия совершенно не соответствует сопутствовавшей невообразимой роскоши. Поход включал в себя целый караван верблюдов и сопровождающих, которые везли с собой поваров, шатры, мебель и еду. Оно определенно того стоило, потому что иначе пустыню никак нельзя было увидеть.

Пустыня — это бескрайнее море песка, которое расходится во все стороны волнами всевозможных очертаний. Это холмистый, а порой скалистый пейзаж; время от времени в нем показываются миражи и оазисы, и часто на пути встречаются другие караваны. Без них ты бы чувствовал себя совершенно потерянным. Ездить на верблюде чудовищно неудобно. Тебя сводят с ума и выматывают постоянные толчки и раскачивания. Ты не можешь пустить его в рысь или галоп. Ты просто сидишь и мучаешься. Позже я пересела на осликов, и на них ездить оказалось куда веселее. У них чудесная мелкая поступь — чуть ли не лучше, чем у лошади.