Опыты теодицеи - Готфрид Вильгельм Лейбниц Страница 17

30. Таким образом, то, что мы сказали о человеческом разуме, поочередно то превозносимом, то унижаемом, и часто без всякого основания и без всякой меры, показывает, как мало мы отличаемся точностью и насколько мы сами виновны в наших ошибках. Ни с чем нельзя было бы покончить легче, как с этим спором о правах разума и веры, если бы люди захотели воспользоваться самыми обыкновенными правилами логики и поразмыслили об этом сколько-нибудь внимательно. Вместо этого мыслители запутывают себя сбивчивыми и двусмысленными выражениями, дающими им хорошую почву для всяких декламаций, чтобы доказать свой ум и свою ученость, и кажется, что они не имеют желания видеть обнаженную истину, может быть, из боязни, что она окажется менее приятной для них, нежели заблуждение, а вместе с этим не желают знать красоту творца всех вещей, источника этой истины.

31. Эта небрежность является общим недостатком всего человечества, и в нем нельзя упрекать никого в частности. «Abundamus dulcibus vitiis» [35], как говорит Квинтилиан о слоге Сенеки; да, мы любим заблуждаться. Точность нас затрудняет, и правила представляются нам лишь ребячеством. Вот почему общепринятую логику (однако же почти достаточную для исследования рассуждений, претендующих на достоверность) считают принадлежностью одних лишь школьников и нисколько не заботятся о логике, которая должна взвешивать степень вероятного и которая столь необходима при важных решениях. Таким образом, истинно то, что наши ошибки большей частью проистекают от отвращения к мышлению или от недостатка искусства мыслить; потому что нет ничего столь несовершенного, как наша логика, когда она не обращает внимания на неопровержимые доводы; и превосходнейшие философы нашего времени, такие как авторы «Искусства мыслить», «Разыскания истины» и «Опыта о разумении» [36], весьма далеки от того, чтобы показать истинные средства, пригодные для руководства той способностью, которая должна быть занята различением вероятных оснований истины от заблуждений; при этом я ничего не говорю об искусстве изобретения, с помощью которого еще труднее достигнуть истины и весьма несовершенные образчики которого можно найти и в математике.

32. К уверенности в том, что нельзя отвергнуть возражений разума против веры, г-на Бейля могло привести главным образом то, что он, по-видимому, требовал оправдания Бога с таким рвением, с каким обыкновенно защищают обвиняемого человека перед судьей. Но он не подумал, что в человеческих судах, не всегда открывающих истину, часто бывают вынуждены руководствоваться лишь некоторыми признаками и некоторой вероятностью, преимущественно же подозрением и даже предубеждением, между тем все согласны, как мы уже заметили, что таинства не представляются вероятными. Г-н Бейль, например, не думает, чтобы можно было оправдать благость Божию в допущении первородного греха, потому что вероятность оправдания была бы против того человека, который находился бы в положении, представляющемся нам подобным этому допущению. Бог предвидел, что Ева будет обманута змеем, если она будет поставлена в обстоятельства, в какие она потом действительно была поставлена, и, однако же, он поставил ее в эти обстоятельства. Но если бы отец или опекун поступил подобным образом по отношению к своему сыну или воспитаннику или друг по отношению к молодой особе, поведение которой имело бы отношение к нему, то судью не убедили бы извинения адвоката, который говорил бы, что в данном случае было только допущено зло, но его не делали и не желали; он признал бы самое это допущение признаком злой воли и посмотрел бы на допущение как на грех упущения, делающий допустившего его совиновником в грехе совершения.

33. Между тем необходимо подумать и о том, что если предвидят зло, которому не мешают, когда, вероятно, легко могли бы помешать, и если даже делают что-то для облегчения этого зла, уже совершенного, то отсюда не следует с необходимостью, чтобы были его соучастниками; здесь есть только очень сильное предположение, принимаемое в обыкновенной жизни за несомненную истину, но отвергаемое при тщательном рассмотрении фактов. Точно так же было бы желательно, чтобы мы оказались способными рассеять подобное предположение в отношении к Богу; потому что у юристов предположением называется то, что предварительно должно быть принято за истину в случае, когда противоположное мнение ничем не подтверждается, а предположение значит нечто большее, чем догадка, хотя академический словарь и не указывает различия. Теперь уже без колебания необходимо согласиться, что, как видно из этого соображения, возможно, что причины более справедливые и более сильные, чем представляются им противоположные, могут обязать самого мудрого допустить зло и даже сделать нечто для того, чтобы облегчить его совершение. Ниже я приведу несколько примеров подобного рода.

34. Признаюсь, не особенно легко представить себе отца, опекуна или друга, который руководствовался бы подобными соображениями в предполагаемых нами обстоятельствах. Однако же это не является абсолютно невозможным, и хороший сочинитель романов, может быть, смог бы найти исключительный случай, оправдывающий человека в предполагаемых мной обстоятельствах; но в отношении к Богу нет даже надобности измышлять или подыскивать особенные соображения, которые могли бы привести к допущению зла, – для этого достаточно и общих соображений. Известно, что Бог печется обо всей Вселенной, все части которой взаимосвязаны; и необходимо согласиться, что существует бесчисленное множество обстоятельств, совокупность которых могла привести его к тому решению, что нет надобности препятствовать появлению некоторого зла.

35. Должно также согласиться, что необходимо существовали эти великие или, лучше, непреодолимые соображения, приведшие мудрость Божию к допущению зла, которое нас удивляет единственно потому, что это допущение действительно произошло, ибо от Бога не может происходить ничего, что не было бы сообразно с его благостью, справедливостью и святостью. Таким образом, мы можем заключить из существования факта (или aposteriori), что это допущение было неизбежно, хотя мы и не можем указать (apriori) частные причины, которыми Бог руководствовался в данном случае, равно как в этом и нет необходимости для его оправдания. Сам г-н Бейль рассуждает об этом очень правильно (см. «Ответ на вопросы провинциала», гл. 165, т. 3, с. 1067): грех вошел в мир, и так Бог допустил его без умаления своих совершенств. A bactu ad potentiam valet consequentia [37]. В отношении к Богу это заключение правильно; Бог допустил зло, следовательно, он сотворил благо. И мы судим так не потому, что не имеем точного понятия о справедливости вообще, которое могло бы соответствовать справедливости Божией, и не потому также, чтобы Божия справедливость руководилась иными правилами, чем справедливость, известная людям, но потому, что случай, о котором идет речь, совершенно отличен от случаев, обыкновенно встречающихся у людей. Правосудие вообще одно и то же у Бога и у людей; но факт в данном случае совершенно различен.