Данте, который видел Бога. «Божественная комедия» для всех - Франко Нембрини Страница 18

Нельзя, чтоб страх повелевал уму; Иначе мы отходим от свершений, Как зверь, когда мерещится ему.

Этим страхом, этой трусостью больны все люди, когда стоят перед ответственностью. Сколь часто люди снимают с себя ответственность, изменяют решение не в пользу того предчувствия, которое подсказывало: «Путь — здесь». Сколь многого лишила нашу жизнь такая трусливость тем, что предлагала нам подумать и передумать: «Ну нет, я, наверное, преувеличил, я просто поддался внушению…» Трусость очень часто «повелевает» человеком, так, что он «отходит от свершений», разворачивается, уходит прочь, «как зверь, когда мерещится ему». Подобно тому как вечером, в полумраке, когда ничего не видно, человек начинает различать вещи, которых на самом деле нет, и его охватывает страх.

Вергилий говорит ему: «Послушай, кажется, тебя одолевает трусость. Я хочу помочь победить ее, она мешает тебе жить». Ведь отказаться от этой борьбы — значит отказаться от жизни. Ответственность, о которой мы говорим, — это не ответственность за какую-то часть пути, но ответственность за все путешествие, и на кону стоит «да» или «нет», сказанное всему пути целиком, жизни целиком, такой, какая она есть.

Чтоб разрешить тебя от опасений, Скажу тебе, как я узнал о том, Что ты моих достоин сожалений.

[Я расскажу тебе, почему я пришел и что мне было сказано о тебе, когда я, опечаленный, стал тревожиться о твоей судьбе.]

Из сонма тех, кто меж добром и злом

[Вергилий находился «меж добром и злом», то есть лимбе; мы вернемся к комментарию этой строфы чуть позже],

Я женщиной был призван столь прекрасной, Что обязался ей служить во всем.

[ «Я находился в лимбе, — говорит Вергилий, — и мне явилась неимоверно прекрасная девушка. Так что я, увлеченный ее красотой, „обязался ей служить во всем“».]

Был взор ее звезде подобен ясной; Ее рассказ струился не спеша, Как ангельские речи, сладкогласный: О мантуанца чистая душа

[Вергилий родом из Мантуи],

Чья слава целый мир объемлет кругом И не исчезнет, вечно в нем дыша…

Эта прекрасная девушка, свет очей которой подобен сиянию звезд, сладчайшим, ангельским голосом любезно обратилась к Вергилию с приветствием: «О мантуанца любезная [61] душа, чья слава длится в мире, и будет длиться столько, сколько длится мир». Затем она сразу переходит к сути разговора:

Мой друг, который счастью не был другом

[друг не случайный, тот самый друг, не всякий],

В пустыне горной верный путь обресть Отчаялся и оттеснен испугом.

[ «У меня есть друг, которым я очень дорожу (она не говорит: „В прошлом я была его девушкой“, однако понятна вся значимость отношений между этими двумя людьми), сейчас он рискует жизнью: на своем пути он встретил препятствие (трех зверей), он испугался и вернулся назад из-за страха» («Отчаялся и оттеснен испугом»).]

Такую в небе слышала я весть; Боюсь, не поздно ль я помочь готова, И бедствия он мог не перенесть.

[ «Если правда то, что я услышала на Небе, боюсь, что уже слишком поздно, быть может, худшее уже произошло».]

Иди к нему и, красотою слова И всем, чем только можно, пособя, Спаси его, и я утешусь снова.

И вот, чудесное создание с прекрасными очами и ангельским голосом представляется:

Я Беатриче, та, кто шлет тебя; Меня сюда из милого мне края Свела любовь; я говорю любя.

Поразительные строки… Беатриче говорит буквально следующее: «Я пришла оттуда, куда хочу скорее вернуться», — поскольку она явилась из рая. Произошло невероятное, одна душа из рая спустилась в ад, и то, что ее ведет, — это желание вернуться вновь к райскому блаженству, именно об этом говорит дантовское desio, «желание» [62].

«Меня сюда / Свела любовь, я говорю любя» — в этих строках заключено представление Данте (которое он подробно объяснит в «Рае») о том, из чего соткана природа человека и природа всех вещей. Привела любовь — не в узком смысле слова как влюбленность или страсть между мужчиной и женщиной, — речь идет о любви как желании, стремлении к благу, к бесконечности, это движение, в котором участвует все. Все движется: поэтому девять небес движутся, поэтому лист, что падает с дерева, движется, поэтому рождается стремление к моей женщине, поэтому рождается дружба между мной и тобой. Любое движение — это движение любви [63].

«Amore, amore, onne cosa conclama» («Любовь, любовь, что созывает все вещи»), — говорил Якопоне да Тоди [64]. Любовь — это закон, который движет всем в мире, любовью мир стоит. «Любовь, что движет солнце и другие звезды» — это та же любовь, что направляет Беатриче к Данте. Все причастно этой любви.

Тебя не раз, хваля и величая, Пред Господом мой голос назовет.

[Если ты поможешь мне, я буду ходатайствовать о тебе перед Богом.]

Я начал так, умолкшей отвечая: Единственная ты, кем смертный род Возвышенней, чем всякое творенье, Вмещаемое в малый небосвод, Тебе служить — такое утешенье, Что я, свершив, заслуги не приму; Мне нужно лишь узнать твое веленье.

«Единственная ты» [65], та, что обладает той единственной добродетелью, благодаря которой «…смертный род возвышенней, чем всякое творенье, / Вмещаемое в малый небосвод», возвышенней, чем другие создания, населяющие Землю (малый небосвод — согласно Птолемеевой космологии, на которую опирается Данте, девять небес помещены одно в другое, лунный небосвод — самый малый и самый близкий к Земле — центру Вселенной). Данте словно говорит: «Ты жена, благодаря добродетели которой род людской возвышается над другими творениями, населяющими Землю». «Тебе служить — такое утешенье», я рад твоему приказу, я так хочу этого, даже если бы я уже подчинялся тебе, мне казалось бы, что этого недостаточно. Поэтому тебе больше не нужно открывать мне свое желание, я уже готов исполнить его.