Секс в Средневековье - Рут Мазо Каррас Страница 2

Все эти представления о средневековой сексуальности в чем-то верны, но все они основаны на современных прочтениях исторических текстов. Но дело даже не только в том, что отношение к сексу со временем менялось (хотя оно менялось); дело еще в том, что в рамках одной культуры сосуществовало несколько разных точек зрения. Конечно же, в средневековой Европе не было одной-единственной культуры: во многом латинское христианство можно рассматривать как единую культуру с некоторыми региональными вариациями, но нельзя забывать также о мусульманских политиях на Пиренейском полуострове и Сицилии, а также о еврейских общинах, существовавших по всей Европе – как в христианских государствах, так и в мусульманских. Сексуальность средневекового мусульманского мира окутана теми же – если не худшими – культурными стереотипами, что и сексуальность мира христианского: достаточно вспомнить образ гарема как места, существующего исключительно для удовольствия мужчин, или представление о сексуальной эксплуатации рабов – как мужчин, так и женщин, или идею о семидесяти двух гуриях, которые будут наградой праведникам… Все эти образы прочно вошли в западный культурный вокабуляр, и они тоже основаны на средневековых текстах: в самой старой из дошедших до нас версий повесть о Шахрияре, обрамляющая остальные сказки «Тысяча и одной ночи», включает в себя историю о неверности жены Шахрияра и ее рабынь с африканскими рабами, жившими во дворце:

Царица и десять рабынь, которые, как поясняет текст, были наложницами царя, были казнены (история умалчивает, что произошло с рабами-мужчинами), и царь приходит к выводу о том, что все женщины распутны, и в результате устанавливается следующий порядок: царь каждую ночь выбирает новую девушку, а утром ее казнит. Этот порядок смогла нарушить только Шахерезада, которая блестяще умела рассказывать сказки.

Даже в Средние века действие «Тысяча и одной ночи» было отнесено к глубокому прошлому далекой страны (Индии), так что вряд ли она описывает реальную практику, но повсеместное требование целомудрия от женщин при сравнительной свободе мужчин – по крайней мере среди элиты – встречается в средневековых текстах повсеместно, и прямота в отношении секса здесь сочетается со строгостью религиозных догматов.

Даже в рамках одной только христианской культуры сформировались противоречащие друг другу идеи – равно как и в современной культуре можно встретить разные взгляды на сексуальность. Если вы вспомните, что о сексе и сексуальности думают разные ваши знакомые, вы обнаружите не только что разные люди придерживаются разных взглядов, но и что даже один человек может занимать разные позиции в зависимости от обстоятельств. Люди впитывают и осмысляют культуру на самых разных уровнях. Тема секса сложна особенно, поскольку она связана с религиозной моралью, общественным порядком, гендерными взаимоотношениями и репрезентациями, а также с особенностями склада ума и мировоззрения конкретных людей. Нас не должно удивлять, что такой сложный вопрос порождает запутанную сеть взглядов и представлений – а значит, эта книга ставит перед собой задачу не выявить один средневековый взгляд на сексуальность, а описать множество взглядов, которые вместе составляют соответствующий опыт живших в Средние века людей.

Стереотипы о средневековой сексуальности сильно связаны с гендером. Можно смело утверждать, что первый – «репрессивный» – стереотип, который ассоциируется с влиянием церкви, чаще всего проникает в светскую жизнь как представление о том, что женщина активна, но порочна; второй, более приземленный стереотип, который связан с мирской культурой, проникает в церковные тексты в качестве представлений о том, что мужчины активны, но их активность следует восхвалять; третья же позиция представляет женщину как пассивную жертву. Сексуальное поведение женщин считалось греховным, порочным или попросту игнорировалось; сексуальное поведение мужчин считалось следованием зову природы. Любой современный читатель знает, что такое двойные стандарты. Во всей этой книге будет считаться очевидным, что одно и то же действие для мужчин и для женщин оценивалось по-разному. Во многих случаях средневековые люди не рассматривали действия партнеров как участие в одном и том же акте.

По большей части средневековые люди понимали секс как действие, которое один человек совершает над другим. Подзаголовок этой книги – Властвуя над другими (Doing Unto Others), – отражает эту идею. Глаголы, которые сегодня используются для описания полового акта, чаще всего непереходные – «заняться сексом», «заняться любовью»: это действие, которое два человека совершают вместе, а один человек совершает над другим. Даже английский глагол to fuck («трахаться»), который изначально подразумевал пенетрацию, сейчас используется в качестве непереходного или в равной степени описывает действия как мужчин, так и к женщин: вполне можно сказать и they fucked (они трахались), и she fucked him («она его трахнула»).

Средневековая терминология была иной. Например, субъектом французского глагола foutre сегодня может быть мужчина, женщина или пара, но раньше его значение было «пенетрировать», и его субъектом мог быть только мужчина. То же в большинстве случаев было верно и для английского глагола swiven. Словарь среднеанглийского языка – Middle English Dictionary – указывает два значения для swive, «вступать в половой акт» и «вступать в половой акт с (женщиной)». Примеров употребления этого глагола во втором, переходном значении намного больше, и во всех них мужчина является субъектом, а женщина объектом [2]. Первоначальное значение латинского concubere было «возлечь с», и оно может показаться гендерно-нейтральным, но чаще всего субъект здесь был мужчиной. Так, в 1395 году в Лондоне был допрошен трансвестит, занимавшийся проституцией, и, согласно его показаниям в протоколе, некий священник «возлег с ним [concubuit] как с женщиной», но он сам «возлег [concubuit] как мужчина со многими монахинями» [3]. В одном средневековом английском тексте о греховности похоти тщательно разъясняется, что грех лежит на обоих участниках полового акта, то есть на «муже действующем и жене претерпевающей» [4].

Все эти лингвистические формы отражали общее отношение к сексу в Средние века. Средневековые люди чувствовали связь между активным и пассивным залогом в грамматике и активной и пассивной ролью в сексе. В XII веке Алан Лилльский написал поэму под названием «Плач природы», где он проводит параллели между определенными грамматическими формами и мужчинами, извращающими природу тем, что выбирают пассивную роль в половом акте: «Рода действительного опозоренный пол перепуган, Видя, как горько ему кануть в страдательный род. Пола часть своего пятнает муж, ставший женою… Он предикат и субъект, с двумя значеньями термин». Сама персонификация Природы утверждает, что «человеческий род, из своей родовитости выродившись, в конструкции рода варварствуя, Венерины правила извращая, пользуется неправильным метаплазмом» [5]. Мы обсудим роль природы и естественного в средневековом понимании сексуальности дальше в этой главе; пока что важно отметить, что средневековые люди в целом рассматривали активную и пассивную роль в сексе как совершенно разные действия.