Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - Мойзес Наим Страница 2

Власть переживает упадок.

Проще говоря, она уже не приносит таких дивидендов, как раньше. В XXI веке власть куда проще обрести (и утратить), а вот пользоваться ею стало гораздо труднее. Бои за власть остаются столь же напряженными – и в зонах боевых действий, и за столами переговоров, и в киберпространстве, – однако отдача от них все меньше. Их ожесточенность маскирует изменчивую природу власти как таковой. Понять, как власть теряет ценность, и мужественно встретить испытания и трудности, которые влечет за собой этот процесс, жизненно необходимо для того, чтобы разобраться в одной из ключевых тенденций, меняющих мир в XXI веке.

Это не означает, что власть исчезает как таковая, равно как и облеченные ею. Президенты Китая и США, руководители компаний J. P Morgan и Shell Oil, главный редактор New York Times, глава Международного валютного фонда и папа римский по-прежнему обладают огромным влиянием. Но все же в меньшей степени, нежели их предшественники. Те, кто ранее занимал эти посты, не только не сталкивались с таким количеством трудностей и соперников: у них было куда меньше ограничений, будь то гражданская активность, глобальные рынки или пристальное внимание СМИ. Они были вольны пользоваться властью так, как считали нужным. В наши дни сильным мира сего приходится расплачиваться за ошибки быстрее и серьезнее, чем их предшественникам. Их отношение к этой новой реальности, в свою очередь, влияет на поведение тех, над кем они властвуют, запуская цепную реакцию, которая затрагивает все аспекты человеческого взаимодействия.

Упадок власти меняет мир.

Цель данной книги – доказать эти смелые утверждения.

На упадок власти влияют множество самых разных беспрецедентных сил. Чтобы это понять, давайте на время забудем о Клаузевице [1], крупнейших компаниях, входящих в рейтинг Fortune Global 500, и том единственном проценте населения США, на который приходится непропорционально большая доля государственного дохода, и обратимся к примеру Джеймса Блэка-младшего, шахматиста из семьи рабочих, родом из района Бедфорд-Стайвесант, Бруклин, Нью-Йорк.

К двенадцати годам Блэк стал мастером спорта по шахматам: это звание имеют менее двух процентов из 77 тысяч членов Американской шахматной федерации, и только 13 мастеров спорта тогда были моложе 14 лет {1}. Случилось это в 2011 году, и у Блэка были все шансы стать гроссмейстером (звание, которое присуждает Международная шахматная федерация на основе побед претендента в турнирах с титулованными игроками. Гроссмейстер – самое высокое звание, которое может получить шахматист, сохраняется пожизненно) {2}.

До Блэка самым юным гроссмейстером в истории Америки был Рэй Робсон из Флориды: он получил это звание в октябре 2009 года, за две недели до пятнадцатилетия {3}.

Играть Блэк выучился самостоятельно с помощью дешевых пластмассовых шахмат, купленных в магазине Kmart, и вскоре переключился на книги о шахматах и компьютерные программы. Кумир Блэка – Михаил Таль, чемпион мира 1960-х годов. Помимо удовольствия от игры, Блэком движет жажда власти. Как он признался в одном из интервью: “Мне нравится диктовать сопернику, что ему нужно делать” – более четкую декларацию врожденной жажды власти трудно себе представить {4}.

Однако успехи Джеймса Блэка и Рэя Робсона уже не диво. Это часть общемировой тенденции, новый феномен, охвативший мир профессиональных шахмат, который долгое время оставался закрытым. Новое поколение учится играть и достигает мастерства в куда более юном возрасте. Гроссмейстеров сейчас больше, чем когда бы то ни было: более 1200 против 88 в 1972 году. Новички все чаще побеждают признанных мастеров, и средний срок чемпионства стремительно сокращается. Гроссмейстерами в наши дни становятся люди самого разного происхождения. Писатель и журналист Д. Т. Макс заметил: “В 1991-м, в год распада Советского Союза, все девять самых авторитетных шахматистов мира были родом из СССР. Воспитанники советских шахматных школ становились чемпионами мира на протяжении последних 43 лет (и только три года это звание принадлежало гражданину другой страны)” {5}.

Теперь ситуация изменилась. Все больше игроков разных национальностей и разного происхождения способны добраться до вершин шахматного Олимпа. А вот удержаться там непросто. Шахматный блогер Миг Грингард заметил: “На планете наберется две сотни игроков, которые, если повезет, смогут победить чемпиона мира” {6}. Иными словами, власть нынешних гроссмейстеров уже не та, что раньше.

Чем объясняются перемены в мировой шахматной иерархии? Отчасти (но лишь отчасти) цифровой революцией.

Нынешние шахматисты пользуются компьютерными программами, которые позволяют воссоздать миллионы партий, сыгранных лучшими гроссмейстерами мира. С помощью специальных программ можно спрогнозировать последствия каждого хода. Соперники могут переиграть любую партию, рассмотреть ходы при всех возможных сценариях, изучить манеру игры любого шахматиста. Интернет расширил кругозор шахматистов всего мира и, как показывает пример Джеймса Блэка, открыл новые возможности игрокам любого возраста и социоэкономического статуса. Каждый, у кого есть доступ в интернет, может найти на многочисленных шахматных сайтах интересующую информацию и достойного соперника {7}.