Мифомоделирование в психологии и маркетинге - Алексей Недозрелов Страница 4

И если кто-то говорит, что наука разрушает миф, то это означает лишь то, что одна мифология борется с другой мифологией.

Более того, миф не есть абстрактное бытие, существующее на уровне неких ментальных конструкций. Миф предельно насущен, конкретен и осязаем, поскольку в его основе всегда лежат жизненные потребности или стремления. Природу мифа составляют не мыслительные усилия, а вещественная реальность и ощутимая, телесная, животная действительность. Как писал Голосовкер: «Мы увидим в логике мифа нечто чрезвычайно любопытное и двойственное: мы увидим явно «абсолютную логику», но построенную скрыто на основе «логики относительности» и при этом в конкретных телесных образах… Мы видим, что воображаемый, имагинативный мир мифа обладает часто большей жизненностью, чем мир физически данный, подобно тому, как герой иного романа бывает для нас более жизненным и конкретным, чем иное, когда-то жившее историческое лицо. …Мы можем сказать, что миф… есть запечатленное в образах познание мира во всем великолепии, ужасе и двусмыслии его тайн».

Да, в мифическом мире часто встречаются явления фантастические, опровергающие «научные» знания о реальности – оборотничество, смерть и воскресение, всевозможные магические феномены. Но все это – факты не искажения бытия, а его переосмысления; все эти фантастические явления основаны на, по сути, психотерапевтическом процессе структурирования в субъективной реальности явлений максимальной значимости и максимальной напряженности бытия. Речь идет не о внебытийности, а о судьбе бытийности, определяющейся через различные грани реальности.

Здесь можно наткнуться на, казалось бы, явное противоречие: как миф может быть чем-то конкретным и телесным, если в нем часто встречается масса фантастических элементов и противоречий, если миф по определению не логичен? Это очередная иллюзия. Миф логичен. Другое дело, что логика у него своя – логика мифа. Этот вопрос подробно исследовал Я.Э. Голосовкер: «Мышление идеями и само порождение идей есть деятельность воображения. Мышление образами как деятельность воображения есть одновременно мышление смыслами. В так называемом мифологическом мышлении это дано обнаженно: там образ есть смысл и значение. Там миф есть, так сказать, воплощенная теория: древние космогонии и теогонии суть такие теории – описание и генеалогическое объяснение мира. …Жизнь героя и всех связанных с ним существ протекала в мифах не одной, а многими жизнями в самых разнообразных комбинациях, вплоть до смерти героя, всем по-разному ведомой и в конце концов часто вовсе неведомой. …И тем не менее во всем этом смысловом хаосе, созданном веками, есть своя логика и законы этой логики, знание которых может помочь нам не только понять, но и упорядочить и реконструировать древние, уже затерянные мифы. … Если мы зададимся целью раскрыть воображение с его познавательной стороны, то есть дать гносеологию воображения или же «имагинативную гносеологию», мы неминуемо придем к проблеме логики воображения, которая и будет в данном случае энигматической логикой» [9] . Именно это "энигматическое знание" – знание, которое всецело обязано воображению – составляет основу логики мифа.

Миф различает (или может различать) истинное от кажущегося. Это становится очевидным, если обратить внимание на процессы, когда одна мифология вытесняет другую – всегда посредством оценки (и, как правило, отрицания) ее истинности. Но осуществляется это не научным, а чисто мифологическим путем на основании мифологических же критериев (какими бы научными они иной раз не казались).

Часто миф считают метафизическим, сказочным построением, чем-то нереальным и иллюзорным, противостоящим «реальной» действительности. Предположим, что миф – сказка. Для кого? Для того, кто живет этим мифом? Ничуть не бывало. Для мифического сознания миф вовсе не является ни чем-то сказочным, ни чем-то трансцендентным. Напротив, миф – самое реальное, чувственное и живое бытие. Не является миф и какой-либо метафизикой – если метафизика пытается дать какое-либо наукообразное описание надчувственного, потустороннего бытия, то миф ни в коей мере не стремиться ни к научности, ни к трансцендентности; напротив, он дает предельно чувственное, жизненное отношение к окружающему. Миф поражает своей телесностью, зримостью и осязаемостью. Впрочем, это не мешает появляться на мифологической почве всевозможным философским и метафизическим конструкциям. Достаточно вспомнить «причащение плоти и крови», чтобы убедиться, что даже предельно возвышенная и духовная мифология оперирует чувственными образами.

Впрочем, есть в мифе и некая отрешенность, оторванность от «реальной» действительности – и именно благодаря ей действительность обретает смысл, краски и чувственность. Пока в действительности нет мифа, она скучна, сера и бессмысленна. В этом и кроется глубинная психотерапевтическая сущность мифа – наделение смыслом окружающей действительности и интеграция этого смысла в структуру субъективного опыта каждого отдельного индивида.

При этом мифологическая реальность может иметь несколько слоев символизма: так, герои эсхатологических мифов могут олицетворять на одном уровне символизма самих себя, совершенно чувственных и конкретных людей, так и – на других уровнях символизма – мировые судьбы или космогонические процессы.

Мы не можем воспринимать действительность без мифа. Замечая какой-либо объект, мы видим его цвет. С точки зрения физики, цвет – всего лишь характеристика преломления световых волн в данном объекте. Но нам плевать на световые волны. Мы видим цвет, и каждый цвет имеет для нас особенное, мифологическое значение, наделяя реальность смыслом, которого в ней изначально не было. То же самое можно сказать и про форму объекта. Это ставит под большой вопрос сам факт существования объективной реальности – если мы не можем воспринимать реальность одинаково (а нет никакой гарантии, что мы будем присваивать одни и те же – или хотя бы схожие – значения одним и тем же цветам, формам, явлениям и т.п.), то откуда вообще взяться этой объективности? В этом отношении объективность реальности определяется лишь схожестью наших мифов.

Миф диалектичен – с одной стороны, он дает предельно живое и чувственное описание и понимание реальности, но, с другой стороны, разделяет ее на несколько слоев, несколько символических уровней, создавая напряжение между реальностью «объективной» и мифологической. Именно это напряжение, по сути, создает энергетический заряд, позволяющий сделать мир волшебным, увидеть волшебство и осмысленность в простых и банальных объектах действительности.

Здесь мы выходим на следующее сущностное определение мифа – миф есть чудо. При этом чудо есть не просто проявление или вмешательство высших сил – чудо твориться непрерывно. Более того: не-чудесного в мифе принципиально не существует. Но если нет ничего, кроме чуда, то что же тогда является чудом? Именно здесь раскрывается волшебная сущность мифа, который позволяет связать повседневно-бытовые явления с чем-то высшим, волшебным, чудесным. Пожалуй, это и есть главная функция мифа – наделение повседневности чудесными свойствами, выстраивание взаимосвязей между волшебством и обыденностью. Здесь же таится ответ, что есть чудо – чудо суть проявление волшебства в повседневности.

Так что же такое миф? Лосев дает такое определение: «Миф есть бытие личностное, или, точнее, образ бытия личностного, личностная форма, лик личности», или более емко: «миф есть в словах данная чудесная личностная история» [10] . Еще более лаконичное определение дает Ролан Барт, определяя миф как «слово, высказывание». Мы же дадим свою формулировку: миф – это непрерывный процесс познания, структурирования и наделения смыслом окружающей действительности, а также определение в ней себя. Можно сказать по-другому: миф – это система мировосприятия, придающая смысл жизни и всему сущему.